Дзюн Эисима - Последняя Фантазия XIII: Случившееся прежде

Но если учебное заведение окажется связано с исследовательским центром, то число мест для учеников наверняка уменьшится, поэтому стоит сделать его вузом для тех, кто уже закончил среднюю школу или же обладает необходимыми знаниями. После окончания обучения они смогут прямо там же продолжать исследования Пульса. Если же деятельность исследовательского центра окажется плодотворна, они смогут учредить и школы для тех, кто ещё не получил среднее образование. Глядя на Хоупа, Бартоломей с болезненной ясностью осознал, что им как можно быстрее необходимо создать заведение для тех, кто тянется к знаниям.

— Я лишился силы эл'Си, так что теперь остаётся только учиться, чтобы стать полноценным членом общества. Повзрослев, я хочу возродить Кокон и сделать его ещё лучше, чем раньше. Думаю, это будет моим искуплением.

После возвращения в Палумполум Хоуп проводил всё свободное время за учёбой. Всё равно в сложившейся ситуации играть на улице не стоило, да и сам Хоуп не горел желанием куда-то выходить. Наверное, он был не единственным ребенком, кто сидел за книгами с мыслью: «Всё, что мне остается — учиться». Когда общество сталкивается с кризисом, люди начинают делать всё, что в их силах, чтобы преодолеть его.

Именно для таких детей Бартоломей хотел создать место, где они смогут реализовать свои стремления. Возможно, то был его долг и как исследователя, и как отца.

Он лишь примерно представлял, что именно хочет создать, но для строительства исследовательского центра и университета нужны и деньги, и люди. Он собирался где-нибудь начать поиски и того, и другого, но был готов к тому, что на это может потребоваться много времени. Кто бы мог подумать, что ему удастся преподнести это в качестве «условия», которое Ригди примет без лишних вопросов.

— Хорошо. Я принимаю все твои условия.

— Не боишься, что поторопился?

— Хоть ты и называешь это «условием», это нужно Кокону… нет, это нужно обществу. Не вижу причин отказывать. Но и у меня есть одно… — Ригди запнулся и исправился, — одна просьба к тебе.

— Просьба?

— Неважно, что произойдёт, пусть твои руки останутся чистыми.

— Останутся чистыми? Что ты…

— Кое-кто однажды сказал: пачкать руки — дело военных, а прятать грязные руки — дело политиков. Нам предстоит немало грязной работёнки, и всю её я беру на себя.

У Бартоломея не было опыта в политике, но он сполна насмотрелся на тех, кто вращался в этой сфере, потому понимал, о чём идет речь.

— Может, в составлении далекоидущих планов я и не очень хорош, но…

— Я же сказал, что пачкать руки — дело военных, — перебил его Ригди. — Я к этому больше привык.

Бартоломей хотел было сказать, что привычка тут совсем ни при чём, но тут его осенило. Ригди говорил не о «правительстве», а о «временном правительстве». «Само собой, это вызовет недовольство. Будут протесты, и трудно сказать, какие масштабы они примут», — вот что он сказал.

— Хочешь стать единственным злодеем?

Да, общество и так стояло на грани краха, но оно наверняка яро воспротивится попыткам окончательно разрушить старый строй, и тогда, возможно, придётся прибегнуть к силе. Пока идёшь вперёд, всё хорошо, а вот когда приходишь к цели — начинаются сложности. Всё накопленное напряжение выплеснется наружу, а если окажется применена сила, то ответ на неё не заставит себя ждать.

И когда это случится, Ригди намеревался взять на себя всю ответственность и принять всю выплеснувшуюся злобу и недовольство людей, а затем просто уйти со сцены, передав бразды правления тому, кто остался чист.

— Это не очень честно, ты не считаешь?

— Да вот не сказал бы. Я прошу тебя не просто не пачкать руки сейчас. Неважно, какую власть ты получишь, не используй её в корыстных целях. Даже если кажется, что это во благо. Просто прикуси язык и воздержись от такого. Но да, это не очень честно, — горько усмехнулся Ригди. — Как ни крути, а я всё равно прошу большего. Но нам нужен тот, кто сможет уверенно произносить нужные слова. Против правды и логики не попрёшь. Без вооружённого таким непробиваемым щитом защитника, способного выдержать любые нападки, новый хрупкий порядок вмиг разобьётся вдребезги.

— Не знаю про непробиваемые щиты, но я умею сражаться только так. А в тонких стратегиях я не силён.

«Я стану делать свою работу так, чтобы Хоуп мог мной гордиться. Это останется неизменным вне зависимости от моей должности и места работы».

— Я не возражаю, если ты станешь злодеем, но хотел бы, чтобы ты оставался на сцене до тех пор, пока не опустится занавес.

— Постараюсь, но обещать ничего не могу.

Бартоломей пожал протянутую руку. Взаимные условия были приняты.

— Ух, времени-то почти не осталось!

Ригди снова коснулся стены ладонью. На ней появились новые изображения. Конгрессмены начали собираться в главном зале, который отвели под сегодняшнее заседание, а в пустовавших комнатах ожидания и переговорных появились солдаты.

— Что ж, пора начать большую уборку.

Ригди постучал пальцем по уголку стены, развернув изображение обширного зала.

— Вся информация должна подаваться незамедлительно и достоверно. Твои слова. Так что наблюдай за мной отсюда. А, и смотри не коснись стены ненароком.

— Биометрическая идентификация?

— Именно. Это же тайная база, как-никак. Если кто-то кроме меня коснётся стены, программа завершит работу. Дверь снаружи открыть невозможно, но изнутри она вполне открывается.

Внутрь можно было попасть только по приглашению, но воздействовать на управляющие системы изнутри возможности не было. Другими словами, если бы кто-то зашёл сюда без разрешения Ригди, ему не останется ничего иного, как просто покинуть помещение.

— По-хорошему, тебе бы надо сидеть в ложе зала заседаний, но тогда на тебя непременно обратят внимание. И будет нехорошо, если они станут совать свои носы, куда не просят.

Последние фразы Ригди договаривал, уже выходя из комнаты, и Бартоломей поспешно окликнул его:

— Обещай мне одну вещь.

Все размещённые в комнатах ожидания и переговорных солдаты были вооружены. Охранники у входа сделали вид, что меняются сменами, и, наверное, укрылись в комнатах у главного зала. Очевидно, с какой целью.

— Обещай, что при свержении этого правительства кровь не прольётся. За пролитую кровь однажды непременно придётся заплатить ещё большей кровью.

Ригди остановился в дверях, обернулся и пристально посмотрел на Бартоломея. Лицо его не отражало ровным счётом ничего, но взгляд пронзал душу.

— Я на своей шкуре это испытал, знаешь ли, — сказал он и вышел, не дожидаясь ответа Бартоломея.

— Да… Кому как не тебе об этом знать.