Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

Эреб осознает, что у него изо рта идет кровь. Он вытирает ее.

— Начинай, — произносит он.

Сорот Чур наблюдает за лицом Кор Фаэрона, когда тот получает сообщение с поверхности. На нем ликование. Близится время.

Основная часть координат уже задана. После простого кивка Кор Фаэрона Чур раздает указания магосам у консолей управления. Вся планетарная оружейная сеть перенаправлена на новую одиночную цель.

Нетерпение Кор Фаэрона очевидно. Он играл с сетью, уничтожая линкоры, орбитальные сооружения и луны, однако забава быстро ему прискучила. Подлинная цель ждет.

Несущие Слово приобщены к звездам. Небесные солнца обладают для них глубоким смыслом. Слои организации их Легиона названы в честь солярных символов. Путем сверхчеловеческого усилия Эреб и Кор Фаэрон превратили всю планету Калт в солнечный храм — алтарь, на котором надлежит принести последнюю жертву.

Эреб истончил покров реальности и раскрыл оболочку, которая окружает Имматериум. Алтарь помазан.

Кор Фаэрон делает шаг вперед и возлагает левую руку на пульт управления.

Нажимает.

Оружейная сеть начинает стрелять. Концентрированной и когерентной энергией. Множеством ракет. Уничтожающими лучами. Боеголовками с антиматерией, окруженной тяжелыми металлами. Лучам и пучкам потребуется почти восемь минут, чтобы достичь цели. Твердым снарядам понадобится заметно больше. Но все они в свой черед нанесут удар и будут бить снова, снова и снова, пока продолжается безжалостная бомбардировка.

Цель — сине-белая звезда Веридийской системы.

Кор Фаэрон начинает убивать солнце.

— Мы опасались, что вы погибли, — произносит Марий Гейдж.

Жиллиман только что вошел на вспомогательный мостик «Чести Макрагга» в сопровождении потрепанной истребительной команды.

— То, что меня не убивает, — отзывается Жиллиман, — не старается, как следует.

Он вызывает у них улыбку. Ему это хорошо удается. Но все они видят произошедшую с ним перемену. Он никогда не был человеком, к которому можно ощущать симпатию. Он был слишком жестким, слишком целеустремленным, слишком суровым. Теперь он ранен. Ранен, как может быть ранено животное. Ранен таким образом, от которого животное становится опасным.

— Выброшен наружу без шлема, — говорит Жиллиман. — Помогла биология примарха, однако моим истинным спасением стала атмосферная оболочка.

— Что… — начинает Гейдж.

— Что это была за тварь? — заканчивает Жиллиман. Все пристально глядят и слушают.

— Следует ли нам завершить эту беседу наедине? — спрашивает Гейдж.

Жиллиман качает головой.

— Как я понял со слов Тиеля, — произносит он, указывая на стоящего рядом сержанта, — вы все часами пробивали себе дорогу по кораблю среди демонов, подобных этому. Это вам дорого обошлось. Я вижу, что оно дорого тебе обошлось, Марий.

Гейдж внезапно болезненно ощущает изувеченную руку.

— Я не вижу смысла в том, чтобы скрывать истину от кого-либо из присутствующих здесь, — говорит Жиллиман. — Сегодня все вы послужили Ультрамару в большей мере, чем мог того требовать долг. И день не закончен. Непохоже, что мы что-то выиграем, или даже останемся в живых, однако мне бы горячо хотелось ранить нашего предательского врага прежде, чем мы погибнем.

Примарх озирает помещение. Его доспех лоснящийся и липкий от грязи. Лицо испачкано, в волосах кровь.

— Давайте обменяемся тем, что знаем, и выстроим какую-то стратегию. На этом этапе я буду рад чьим угодно теориям. Все будет рассмотрено.

Он переходит к стратегиуму.

— Думаю, мы можем пользоваться словом «демон». Одна сущность варпа появилась и уничтожила мостик. Вы бились с другими. Слово «демон» не хуже других. Это был Лоргар, или, как минимум…

Он прерывается и снова смотрит на них.

— Я не знаю, где Лоргар. Я не знаю, был ли вообще мой брат в этой системе во плоти, однако мне нанесли визит его облик и его голос, и это он преобразился. Это был не фокус. Лоргар и его Легион связались с силами варпа. Они заключили нечестивое соглашение. Оно извратило их. Оно начало войну.

Жиллиман вздыхает.

— Мне неизвестно, как с ними сражаться. Я знаю, как сражаться с большинством существ. Я даже в состоянии определить, как сражаться с воинами Легионес Астартес, хотя эта идея кажется еретической. Как и присутствующий здесь Тиель, я могу думать о немыслимом и строить теории на кощунственном. Но демоны? Мне представляется, что посредством Никейского Совета мы добровольно избавились от единственного оружия против варпа, которым могли обладать. Сейчас мы могли бы воспользоваться Либрарием.

Воины кивают в молчаливом согласии.

— Нам следует подать петицию об их восстановлении, — добавляет он, — если у нас будет такая возможность. Мы не можем сделать этого сейчас. Нет времени, нет средств. Но если кто-либо из нас останется в живых, знайте, что эдикт должен быть отменен.

Он задумчиво делает паузу.

— Все практически так, словно кто-то знал . Никея разоружила нас. Как будто наш враг знал, что грядет, и организовал события таким образом, что мы сознательно отбросили единственное практическое оружие до того, как в нем возникла нужда.

Раздается тихое тревожное перешептывание.

— Нас всех используют, — произносит Жиллиман, поднимая глаза и глядя на Гейджа. — Всех нас. Даже Лоргара. Когда он пытался убить меня, выбросить в космос, я ощущал боль внутри него. Я никогда не был близок с ним, однако существует братская связь. Я чувствовал его ужас. Его муку из-за того, как исказилась наша судьба.

— Он сказал, что Гор… — начинает Гейдж.

— Я знаю, что он сказал, — отвечает Жиллиман.

— Он сказал, что прочие уже мертвы. На Исстване, — настаивает Гейдж. — Манус. Вулкан. Коракс.

— Если это правда, — говорит Эмпион, — то это трагедия, в которую невозможно поверить.

— Трое сыновей. Три примарха, ужасающая потеря, — соглашается Жиллиман. — Четыре, если считать Лоргара. Пять, если то, что он говорил о Горе, правда. И, как он сказал, обратились и другие …

Жиллиман делает глубокий вдох.

— Я буду чрезвычайно скорбить о Кораксе и Вулкане. Мануса мне будет не хватать больше, чем кого бы то ни было.

Гейдж знает, что имеет в виду его примарх. Во всех тактических моделях Жиллиман проявляет особенное расположение к некоторым из своих братьев. Он говорит о них, как о немногих бесстрашных , тех, на кого он в наибольшей степени может рассчитывать, чтоб сделать то, ради чего они были созданы. Один — Дорн и его Легион. Другой — раздражительный спорщик Русс. Третий — Сангвиний. Жиллиман чрезвычайно восхищается Ханом, однако Белые Шрамы непредсказуемы и ненадежны. Четвертым из немногих бесстрашных всегда был Феррус Манус со своими Железными Руками. Жиллиман постоянно утверждал, что вместе с одним из этой ключевой четверки — Дорном, Руссом, Манусом или Сангвинием — он в состоянии выиграть любую войну. Абсолютно . С любым врагом. Даже в чрезвычайной ситуации Ультрадесант мог объединиться с одним из этих четырех союзников и повергнуть любого врага. Такова была основная теория. В сценарии любого судного дня, который встал бы перед Империумом, Жиллиман мог добиться практической победы при условии, что смог бы опереться на одного из этих четверых. И Манус был ключевым среди них. Неумолимый. Непоколебимый. Если он был на твоей стороне, то никогда бы не дрогнул.