Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

— Наверно, его скрывают Абаддон и все остальные, — предположил Торгаддон.

— Как же мы до этого дошли? — вздохнул Локен. — Я готов отдать жизнь за Абаддона, и за Аксиманда тоже, и уверен, они бы сделали для меня то же самое.

— Гарвель, мы не можем на этом остановиться. Должен же быть какой-то выход. Мы можем снова собрать братство Морниваль или, по крайней мере, убедиться, что Воитель в курсе того, что затевает Эреб.

— Что бы это ни было.

— Да, что бы это ни было. Гость ложи или нет, но ему не место на нашем корабле. Разгадка должна быть в нем. Если мы отыщем Эреба, мы можем рассказать Воителю обо всем, что происходит, и покончить с этим.

— Ты в самом деле в это веришь?

— Не знаю, но это не удержит меня от попытки.

Торгаддон обвел взглядом помещение, притронулся пальцем к обуглившимся книгам и полкам.

— Почему ты настоял на встрече в этом месте? Здесь пахнет, как у погребального костра.

— Потому что сюда никто не приходит, — ответил Локен.

— И почему бы это? Такое приятное местечко!

— Тарик, оставь на время свои насмешки. Когда-то Великий Крестовый Поход должен был нести просвещение в самые дальние уголки Галактики, а теперь он боится знаний. Чем больше мы узнаем, тем больше возникает вопросов, а чем больше спрашиваем, тем больше понимаем, несмотря на все нагромождения лжи. Те, кто пытается нас контролировать, боятся книг.

— Итератор Локен, — рассмеялся Торгаддон, — ты меня просвещаешь!

— У меня был хороший учитель, — сказал Локен и снова вспомнил о Кирилле Зиндерманне и о том, что все знания и понятия, которым он привык верить, оказались настолько непрочными. — Дело не только в том, что Астартес грозит раскол. Меняется все: философия, идеология, даже религия — абсолютно все. Кирилл говорил, что Веку Раздора как раз предшествовала эпоха всеобщей слепой покорности. Мы пересекли Галактику, чтобы нести мир и просвещение, но причина наших неудач, возможно, в нас самих.

Торгаддон повернулся и положил руку на плечо своего друга.

— Послушай, скоро нам предстоит идти в бой на Истваане III, и, по донесениям от Гвардии Смерти, во главе вражеских войск стоят какие-то психомонстры, которые убивают криком. Эти существа стали нашими врагами не потому, что они читали не те книги или что-то в этом роде. Они наши враги потому, что так сказал Воитель. Давай на время забудем обо всем. Надо идти и сражаться. Это немного прояснит обстановку.

— А ты уже знаешь, входим ли мы в состав штурмовой группы?

— Воитель уже назначил отряды, входящие в штурмгруппу, и мы там есть. Похоже, что мы войдем и в состав общего наступления.

— Вот как? И это после всего, что произошло?

— Я тебя понимаю, но дареному коню в зубы не смотрят.

— Ну, по крайней мере, Десятая рота будет со мной.

Торгаддон покачал головой:

— Не совсем так. В штурмгруппу назначены не целые роты, а несколько разных отрядов.

— Почему?

— Потому что ему нравится удивленное выражение твоего лица.

— Тарик, будь хоть немного серьезнее.

Торгаддон пожал плечами:

— Воителю виднее. Сражение предстоит не из легких. Нас выбросят прямо над городом.

— А как насчет Локасты?

— Ты их получишь. Все равно Випуса, по-моему, невозможно удержать на месте. Ты же его знаешь: если бы его оставили на корабле, он бы тайком пробрался в посадочную капсулу. В этом он похож на тебя: хорошая драка помогает ему прочистить мозги. После Истваана все встанет на свои места.

— Хорошо. Я чувствую себя гораздо лучше, когда спину прикрывает отделение Локасты.

— Похоже, тебе и в самом деле требуется помощь, — усмехнулся Торгаддон.

Локен тоже не смог удержаться от улыбки, но причиной была не столько шутка Торгаддона, сколько то, что, несмотря на все неприятности, Тарик остался таким же, каким был — человеком, которому можно доверять, и другом, на которого можно положиться.

— Ты прав, Тарик, — сказал Локен. — После Истваана все должно пойти по-другому.

Центральный апотекарион сверкал стеклом и сталью кабинетов, примыкающих к круглому помещению главной лаборатории. В одном из них в ожидании выемки геносемени стоял стазис-резервуар с растерзанным телом капитана Одовокара, и при виде его Тарвиц ощутил, как по спине пробежал холодок.

Эйдолон миновал лабораторный зал и по выложенному плитками коридору прошел в раззолоченный вестибюль, где главенствовало огромное мозаичное изображение победного боя Фулгрима на Тарсусе, где примарх, несмотря на множество тяжелых ранений, одолел коварного эльдара.

Эйдолон поднял руку и нажал на один из цветных камешков, украшавших пояс примарха, а затем отступил назад, поскольку мозаичное панно отошло от стены, открыв освещенный проход и ведущую вниз винтовую лесенку. Эйдолон, сделав знак рукой Тарвицу следовать за ним, начал спускаться. В отличие от остальных помещений «Андрониуса», здесь не было никаких украшений, а голубоватое сияние, как увидел Тарвиц, исходило снизу, словно источник света находился под лестницей. Дойдя почти до конца лестницы, Эйдолон обернулся.

— Вот, капитан Тарвиц, здесь ты получишь ответ на свой вопрос, — произнес он.

Голубое свечение исходило от высоких, до самого потолка, прозрачных цилиндров, стоящих вдоль стен комнаты. Каждый цилиндр был наполнен какой-то жидкостью, а в ней плавали неясные тени. Одни отдаленно напоминали человеческие силуэты, другие были похожи на отдельные части тела и органы. Центральную часть комнаты занимали лабораторные столы, заставленные оборудованием и приборами, о назначении которых Тарвиц мог только догадываться.

Он прошел вдоль ряда цилиндров и с отвращением поморщился, увидев, что некоторые заполнены раздувшейся плотью, едва помещавшейся между стенок.

— Что это? — спросил он у Эйдолона, ужасаясь виду чудовищных колб.

— Боюсь, что моих объяснений здесь будет недостаточно, — ответил Эйдолон и прошел к проему, за которым открылась еще одна комната.

Тарвиц последовал за ним, внимательно вглядываясь в содержимое цилиндров. В одном он обнаружил тело, сложением напоминавшее воина Астартес, но это был не труп, а, скорее, еще не родившееся существо с расплывчатыми и не до конца сформировавшимися чертами лица.

В другом цилиндре заключалась голова с огромными фасеточными глазами, как у невиданного насекомого. Приглядевшись внимательнее, Тарвиц с тихим ужасом заметил, что глаза не были вживлены в голову, поскольку нигде не было ни одного шрама, а сам череп имел соответствующие им очертания.

Их здесь выращивали.

Тарвиц подошел к последнему цилиндру в ряду и в нем увидел колоссальный мозг с дополнительными долями, выступавшими как опухоли, и с отходящими от него гибкими трубками, по которым подавалась жидкая суспензия.