Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Ему открыта другая истина: тот, кто пройдет по пути, провозгласит Исход.

Люди внизу кричат, возносят молитвы и рыдают в истерике веры, восхваляя Гехашрена и богов. Грандиозное движение внизу указывает на то, что толпа подбирается к ждущему её разрыву в реальности, который касается земли у подножия Горы Эха, истекая кровью, тьмой и измученным светом. Однако, Гехашрен поднимает руку, и одно это движение мгновенно останавливает людской прилив. Тысячи тысяч верующих смотрят на него, слушают и повинуются.

Пророк оборачивается к жрецам.

— Все ложи суть одна, — объявляет он, и Ци Рех видит истину в словах пророка. Толпы внизу уже едины, собранные вместе путеводным огнем грядущей миссии и громогласными речами обитателя Ложи Эха.

— Но, — продолжает Гехашрен, — моим последователям нужны будут пастыри, ибо моя дорога лежит в стороне от вашей. Поэтому я должен наделить каждого из вас властью над частью собравшихся внизу паломников.

Змей и Дикий Кот, Волк и Медведь, Дракон и Крыса бросают друг на друга взгляды, лишенные прежней ненависти. Соперничество умерло в тот же час, когда их последователи принесли себя в жертву у подножия Ложи Эха. Все прежние войны и схизмы забыты, стерты словами величайшего среди них. Теперь повелители лож и последние из их племен в равной мере орудия в руках Разрушительных Сил. Будущее больше не принадлежит им, обещание бесконечного разложения в награду за исполнение повелений Гехашрена — все, что нужно жрецам.

Но Ци Реху необходимо нечто большее. Он прячет свой гнев и безмолвно повинуется приказам вознесшегося создания, озарившего своим появлением жизни давинцев, но не желает упускать свое предназначение. Свое эхо.

Где оно может быть?

Только в одном месте.

Все остальные жрецы спускаются с горы и начинают заводить паству в разрыв, на корабельные палубы. Толпы инстинктивно следуют приказам своих повелителей, ощущая грандиозную тяжесть предназначения, а Гехашрен с вершины продолжает возглашать волю богов, громогласно направляя заблудших.

Ци Рех же решается преступить все запреты, ещё раз пройти сквозь проем в скале, в одиночестве подняться по спиральной дороге к кратеру, встать лицом к лицу с Ложей Эха и взойти к двери. Там он найдет свое предназначение, и эхо вернется к нему. Ци Рех исполнит то, что было доверено ему, и никому другому. Судьба провела его так далеко по этому пути, что жрец не верит в возможность неудачи. Только не после того, как он был так близок к откровению.

Склон, по которому снизошел к ним Гехашрен, вовсе не из камня, но из кости, и мозг в этих костях из спрессованных отзвуков эха. Шепотки скрипят под ногами Ци Реха, и первый раз в жизни он ощущает страх, перед которым бессильна вера. Он страшится наказания, но упрямо идет дальше, поднимается к входу в Ложу, и, не останавливаясь, ступает внутрь.

Эхо ждет его там. Оно тяжело обрушивается на жреца, на все его чувства, чтобы, наконец, разом провозгласить полное имя его предназначения.

Гудение. Хор. Стук. Вой. И завершающий, сдавливающий змеиными кольцами звук.

Ллллллллллллллллллллллллллллллллл…

Имя вонзает в Ци Реха свои когти.

МАДАИЛ.

МАДАИЛ.

МАДАИЛ.

Оно жаждет выпотрошить его. Это откровение когтей, знание клыков, истина боли. Чудо предназначения в агонии судьбы. Он станет проходом. Он будет путем.

Зрение возвращается к Ци Реху, и он видит, что лежит на камнях у выхода из ложи, а над ним возвышается Гехашрен, улыбаясь своим клювом и внимательно глядя на него всеми глазами. Пророк говорит с ним, но не раскатами грома, а тихим отраженным эхом, ибо речь идет о знании, известном только им двоим.

— Ты понимаешь?

Ци Рех кивает в ответ. Полная картина сияющего предназначения все ещё разворачивается в его разуме, но на ней уже видно великое разрушение, что он принесет, служа произнесенному имени.

МАДАИЛ.

— Я стану проходом, — бормочет жрец, пока кровь идет у него из горла.

— Последний дар на прощание, — шепчет Гехашрен и произносит два имени. В них звучит смерть, шипящая и гремящая костями. Они ждут в конце пути.

Пандоракс.

Пифос.

Саламандры

Вулкан Примарх

Нумеон Капитан 1-ой роты и глава Погребальной Стражи

Варрун Погребальный Страж

Атанарий Погребальный Страж

Ганн Погребальный Страж

Лоедракк Погребальный Страж

Скатар'вар Погребальный Страж

Игатарон Погребальный Страж

Гека'тан Капитан 14-ой роты

Каитар Боевой брат 14-ой роты

Люминор Аптекарий 14-ой роты

Ангевион Боевой брат 14-ой роты

Ту'вар Боевой брат 14-ой роты

Оранор Боевой брат 14-ой роты

Баннон Сержант 14-ой роты

Гравий Капитан 5-ой роты

Почтенный брат Аттион Дредноут

Гвардия Смерти

Мортарион Примарх

Железные Руки

Феррус Манус Примарх

Габриэль Сантар Капитан 1-ой роты

154-ый экспедиционный флот

Глаиварзель Отобразитель и итератор

Вераче Отобразитель

Имперская Армия

888-ая фаэрийская Армейская дивизия, включающая подразделения надсмотрщиков и дисциплинарных надзирателей.

Жители древнего Ноктюрна

Н'бел Кузнец из Гесиода

Бреугар Работник по металлу из Гесиода

Горв Хранитель равнин Гесиода

Рек'тар Старший горнист Гесиода

Бан'не Король племён Фемиды

Никто не заметил, как он умер. Джунгли словно ожили и забрали человека. Рядовой беззвучно исчез. Его убийца двигался слишком быстро, сливался с тенями, пока не исчез в жарком тумане. Свет едва пробивался через густую крону. Люди, кричащие и паникующие в плотной колонне, потянулись за фонариками. В зловещем сумраке было душно. От жары воздух стал гуще, но тела солдат остужал растущий страх. От прямых лучей света ночные жуки попрятались по ложбинам. Лозовые змеи застыли, подражая своим тёзкам в надежде, что их не заметят. Если бы только люди могли так же поступить, и хищник исчез… Плоские листья, которые на самом деле и листьями-то не были, вздымались и опадали, но не было видно ни следа чудовища. Крики стихи, сменились напряжённой тишиной, словно джунгли поглотили голоса и похитили решимость солдат. Дисциплинарный надзиратель 888-ой фаэрийской Имперской Армии поднял сжатый кулак.

Стойте. Стойте смирно… и слушайте. Если мы будем слушать, то выживем.

Его парча и куртка казались не к месту среди обнажённых широких торсов подчинённых. Фаэрийцы, обители мира смерти, были свирепыми могучими людьми, привычными к дельтам рек и непролазным болотам. С патронашей свисали черепа, лязгавшие зубами словно от веселья. Вспыльчивые лица испещрили камуфляжные татуировки, но они не могли скрыть страх. А ведь это фаэрийцы должны были его внушать.