Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

С наступлением комендантского часа город безмятежно засыпал. На рассвете рабочие вставали в тусклых лучах умирающего солнца, чтобы вновь и вновь повторять трудовой цикл. Город пропитался промышленной вонью — жарким смрадом угля и химических примесей. От людей несло безнадежностью и страхом.

Ночной Призрак стоял на балконе безликого серого шпиля, который считал своим замком, и вместе с осклабившимися каменными горгульями смотрел на свой город.

Этот день наступит сегодня. Он знал это, как знал и все остальное. Ответы приходили к нему так же, как и всегда: в сновидениях. С тех пор, как он подчинил планету себе, его сверхчеловеческие чувства обострились до невозможности. Он знал, на каком-то подсознательном уровне, что преображается в нечто иное. Он созревал, эволюционировал в… в того, кем должен был стать от рождения. Впервые это стало проявляться, когда он начал предугадывать слова людей еще до того, как они были произнесены. А вскоре он привык видеть события предстоящего дня накануне ночью.

Достаточно быстро он научился грезить наяву. Видения того, что должно было случиться, перекрывались с настоящим. Говоря с подчиненным, он порой терял нить беседы, потому что вместо этого слышал последние слова слуги, которому суждено было умереть через девять лет от инфаркта. Он видел лица своих губернаторов, изборожденные морщинами прожитых лет и покрытые шрамами — хотя им еще только предстояло прожить эти годы и заработать эти шрамы.

Один сон, пылавший ярче всех остальных, поразил его особенно сильно.

— Следите за небесами, — приказал он окружным губернаторам на последнем совете. — К нам приближается звездный флот. Этот флот будет так велик, что пламя его двигателей затмит наше жалкое солнце.

— Грядет война? — спросил Бальтиус.

— Да, — ответил Ночной Призрак. — Но не с теми, кто явится к нам. Война разразится позже, вдали от берегов Нострамо.

— Кто они? — спросил другой губернатор. — Чего они хотят?

— Это воины моего отца. Он идет за мной.

Город рыдал при виде Посланников Света. Рыдали все: мужчины, женщины и дети, толпой вывалившие на улицы. Бледные лица были обращены к гостям в центре толпы, а небо озаряли фальшивые звезды двигателей космических кораблей.

Чужаки двигались медленной, величественной процессией. Земля в самом буквальном смысле дрожала от их мерной поступи. Они шагали огромными лязгающими фалангами. Воины каждого отряда были облачены в доспехи разного цвета: черные, золотые, царственно-фиолетовые и землисто-серые. Их вели гиганты. Гиганты, возвышавшиеся над своими воинами так же, как те возвышались над смертными. А впереди гигантов шагало само солнце в человеческом обличии — божество во плоти, но эта бренная оболочка не способна была удержать рвущееся наружу пламя его духа. Слепота поражала всех, кто решался взглянуть на него. Пострадавшие провели остаток жизни, не видя ничего, кроме навеки выжженного на сетчатке образа живого божества.

Жители Нострамо Квинтус наблюдали за наводнившими их город чужаками. Миллионы и миллионы губ сомкнулись в молчании, миллионы глаз расширились от благоговения. Тишина была столь полной и неестественной, что казалась потусторонней. Даже ливень прекратился. Сам сезон бурь затаил дыхание, когда парад инопланетной мощи достиг башни Ночного Призрака в сердце города.

Он их ждал.

Армия разом остановилась. Четверть миллиона солдат замерли в один миг. Вперед выступили четверо гигантов. Их возглавляло сияющее божество.

Первый полубог, облаченный в кованое золото, склонил беловолосую голову в царственном приветствии, как король при встрече с равным себе.

— Я Рогал Дорн, — сказал он.

Ночной Призрак ничего не ответил. Мысленным взором он видел гибель гиганта. Сотня убийц навалилась на него в темном туннеле, их ножи и мечи влажно блестели от крови воина.

На втором гиганте был серый доспех, покрытый узорами. В броне были вытравлены десятки тысяч слов, будто ученый решил писать пером по камню. Воин кивнул чисто выбритой татуированной головой, также изрисованной письменами, золотыми на загорелой коже.

— Я Лоргар Аврелиан, — сказал он.

Голос его был напевным и звучным, в то время как у Рогала Дорна — сдержанным и властным.

— Мы искали тебя, брат.

В его доброжелательных глазах застыла печаль — печаль, появившаяся при виде темного города, его заморенных обитателей и свидетельств их серого, безрадостного существования.

И снова Ночной Призрак ничего не ответил. Он видел корону псайкерского огня, увенчавшую чело воина, и слышал его крик, обращенный к пылающим небесам.

Третий гигант носил черную клепаную броню. Его руки были из твердого серебра, но выглядели и двигались, как живые конечности. В голосе его слышалось скрежетание стальной фабричной утробы.

— Я Феррус Манус, — сказал он.

Глаза его были темными, но не холодными.

Ночной Призрак промолчал. Он видел, как голову воина держит на весу другой воитель, запустив бронированные пальцы в опустевшие глазницы.

Доспехи последнего гиганта были окрашены в фиолетовый цвет нездешнего заката. На плечи волной падали длинные серебристые волосы. Он единственный улыбнулся, и единственный встретил испытующий взгляд Ночного Призрака теплотой в глазах.

— Я Фулгрим, — сказал последний из вождей. — Рад наконец-то встретиться с тобой, брат.

И все же Ночной Призрак ничего не ответил. Образ последнего гиганта оставался смутным — тот вечно смеялся и по-змеиному ускользал, никогда не показываясь целиком.

Бог шагнул вперед, широко раскрыв объятия, и набрал воздуха, чтобы заговорить.

— К…

Первый же звук поразил Ночного Призрака, словно пронзившее сердце копье. Задыхаясь, он рухнул на колени. Слюна нитями потянулась с оскаленных зубов. Кровь хлынула из пробитого сердца и перерезанной глотки. Руки судорожно зашарили по горлу, не в силах остановить поток. Вся жизнь выплеснулась из него, обжигая заледеневшие пальцы. Видения убийства стучали ударами молота в пустом и гулком черепе.

К его голове прикоснулась рука. Боль мгновенно утихла, и в этот благословенный миг разум вернулся к нему. Его горло не было перерезано. Сердце не разорвалось. Ночной Призрак взглянул вверх и увидел, как золотое божество, безликое и неподвластное возрасту, превращается в человека. Лицо богочеловека стало обычным мужским лицом — оно могло бы принадлежать любому из жителей миллионов миров. Любому — и всем им сразу. Он был апофеозом человеческой расы.

— Успокойся, Конрад Курц. Я пришел, и собираюсь забрать тебя домой.

Ночной Призрак поднял руку, чтобы смахнуть потные волосы с изможденного лица.

— Меня зовут не так, отец. Мои люди дали мне имя, и я буду носить его до смертного часа.