Анатоль Нат - Жизнь и приключения хроника Сидора с хроником Димоном на Юге

— Здорово, парни, — демонстративно по-деловому поздоровался он, приветствуя подошедших. — Кого-то конкретного ищете?

— Ваньку Котляра не видал? — хриплым ломким басом поинтересовался первый подошедший, тут же подтвердив самые худшие предположения сотника.

— А здороваться тебя, Колян, папа с мамой дома не учили, — построжал заледеневшим голосом сотник. — Или ты здесь что, у родни дома или у тёщи на блинах? Извольте обращаться, как положено, десятник!

Небрежность и панибратство, с которыми подошедший Колька обратился к нему, сотнику сразу не понравилась. Такие вольности надо пресекать сразу. Да и отвык он за последнее время от подобного. Дисциплина в поморском отряде поддерживалась довольно суровая и подобного небрежения, чтоб младший по званию первым не поприветствовал старшего, здесь не допускалась.

— Извини, Ивка…

— Сотник! Сотник Ивка Рудый, — ещё более заледеневшим голосом жёстко поправил подошедшего сотник. — Вас, десятник, кто так учил приветствовать старшего по званию?

Заметив как побелели скулы подошедшего, Ивка решил всё же сдать немного назад. Всё же нравы у них здесь в Приморье были куда более строгие, не в пример тем, что были в обычае дома, и точному следованию норм егерского устава там строго не придерживались. Требовать иного точно сразу не стоило. Да и состояние, в котором находился стоящий напротив него парень, сотнику было прекрасно видно. С ТАКИМИ глазами тому явно было не до чинопочитания.

— Обратитесь по форме, десятник, — всё ж упрямо набычился Ивка. Понимать понимай, но устав спрашивай, в этом он был непоколебим.

— Господин сотник, — видно было, что сам Колька с трудом сдерживался. — Не подскажите ли, господин сотник, где бы я мог видеть егеря Ивана Котляр?

— В дозоре, — холодно отозвался сотник. — Группа десятника Котляра вернётся с дежурства завтра вечером. Тогда же и можно будет его повидать.

Чем ещё могу быть полезен, десятник Молчун?

— Узнать бы, хотелось, — вдруг странно севшим голосом, запинаясь, проскрипел Молчун. — Где у вас здесь амазонки квартируют? Дело у меня к ним, личное.

— Нет её, — неожиданно тихо проговорил Ивка. — Группа, в которой Дашка вместе с группой Котляра на выезде. Дороги патрулируют, рыбу ловят, дрова заготавливают по балкам в пойме Мутной, а заодно и за окрестностями присматривают. А то что-то соседи последнее время начали баловать. Пришлось патрули усилить, — совсем неожиданно для себя пояснил Ивка.

Сотник чувствовал себя странно, словно не мог понять, почему он постороннему человеку, пусть и приближённому к самой верхушке компании, выкладывает столь секретные сведения? кто и где находится.

Впрочем, почему он пустился в пояснения, сотнику было понятно. Надо максимально оттянуть время, когда два молодых драчливых петуха встретятся меж собой, и тогда, может быть, дело не дойдёт до вооружённой стычки. Сейчас же, глядя в мутные, белые от бешенства глаза Кольки Молчуна сотник понимал, как же хорошо, что группы Котляра сегодня не оказалось в казарме. Иначе бы без смертоубийства точно не обошлось.

А так, была надежда, правда слабая.

Несколько тихих, спокойных дней, незаметно прошедших со дня отъезда руководства торговой компании куда-то в степь по своим делам, прошли в приморском замке на удивление спокойно, буднично и совершенно безмятежно, словно в каком-то оцепенении. Казалось, с отъездом этих двоих непосед — Димона да Сидора, жизнь в замке замерла в какой-то неестественной спячке. И в то же время странным образом всё вокруг шло своим чередом.

Только этим днём первый раз, встав на ноги и выбравшись из душной госпитальной палаты на берег залива, к морю, солнцу и свежему морскому ветру, атаман Бугуруслан понял, как он всё тут ненавидит. Вот этот простой, неизменяемый днями распорядок дня, вот это разлитое в воздухе благодушие, вот это умиротворение, вот это буквально физически витающее в воздухе чувство спокойствия и неги.

Стоявший на берегу морского залива тяжело опёршийся на костыли человек вдруг поймал себя на странном ощущении, что его безумно раздражает тут всё.

— Карфаген должен быть разрушен, — едва слышно прошептали губы атамана.

— Что? Что ты сказал? — повернулся к нему стоявший рядом человек. — Какой такой бакен должен быть задушен? Ты о чём?

— Так, ни о чём, — нехотя отозвался атаман. — Ни о чём, Виталик. Это я так, о своём, о прошлом.

Муравейник, говорю. Глянь, как бегают. Стараются, сволочи. Даже распорядок у себя завели воинский, — едва слышно процедил сквозь зубы атаман. — Сволочи.

Рано утром занятых над восстановлением замка бывших рабов будил звук одинокой отрядной трубы, поднимавший их на работу ни свет, ни заря. И также вечером звук той же самой трубы загонял всех обратно в бараки, не оставляя времени ни на развлечения, ни на что-либо ещё, лишь на работу от зари до зари. Что, похоже, никого их этого человеческого стада совершенно не беспокоило.

Может быть ещё и потому, что многие из бывших рабов жили сейчас не в пример лучше прежнего. Множество больших просторных домов на краю залива, бывшие ранее дворцами местной знати, занимавшие несколько кварталов города, сейчас были определены под временное проживание многочисленных новых поселенцев и, судя по их довольным рожам, там им было довольно хорошо. Охраняемые по всему периметру замка равнодушными, обленившимися за последние месяцы егерями, превращённые в бараки бывшие дворцы едва уже вмещали разросшееся население, и лично атаману совершенно было непонятно, как обитатели тех бараков ещё не разбежались по всей округе от такой скученности, да при столь небрежно поставленной охране. Видать, бывшим рабам действительно было некуда бежать, раз до сих пор они ещё были здесь и столь безропотно велись на лживые обещания барона, натурально вкалывая от зари до зари.

А может, определяющим для большинства являлось то, что на работах в замке их кормили много лучше прежнего, чего многие из бывших рабов явно давно уже не видали.

Прервавшись в своих невесёлых размышлениях, Бугуруслан мрачным злым взглядом проводил чуть не налетевшую на него, высокую тощую фигуру какого-то доходяги из бывших рабов в грязном изношенном рванье, спешившего мимо с полной тачкой строительного мусора.

Так и хотелось дать тому пендаля пониже спины, чтоб и близко к приличным людям не подходил, да, жаль, не мог. Нога не срослась ещё, да и сил пока было маловато. Передвигался то он пока ещё с трудом, какой уж тут пендаль. Даже если очень хотелось от всей души врезать…, такому… вот… ур-р-роду, приходилось терпеть.

Бугуруслан едва сдержался, чтоб вслух не выругаться. Не стоило слишком уж откровенно выражать своё истинное отношение к царившим здесь порядкам. Не он здесь был хозяин, и как бы его не раздражало всё окружающее, нечего было соваться в чужой дом со своими правилами. Могли выгнать, а это сейчас для него было смертельно.