Дэн Абнетт - Лучшее из Молот и Болтер

— Ты…

— Да, — сказал инквизитор.

— Значит, я сделал это, — с облегчением выдохнул Фаддей.

— Да, пусть нам и пришлось выкапывать тебя из обломков. Прыжок на шпиль спас тебе жизнь. Фаддей подумал о кружащей "Валькирии", огненном шаре и падении, вершина шпиля приближалась, чтобы встретить его жёстким поцелуем.

— Так… — начал агент. Облегчение сменилось смятением — он помнил, что что-то должен дать этому человеку, но не помнил что.

— Я уже получил и использовал доставленную тобой информацию. Я изъял её из твоего разума, пока ты был без сознания, — инквизитор улыбнулся, но из-за пламенного красного взора это выглядело гротескно. — И спасибо, что разобрался с полковником Тарлом. У меня были подозрения, и ты принёс не только подтверждение, но и решение.

— Чего? — Фаддей хмуро посмотрел на инквизитора.

— Ах да, ты же не помнишь. Прости, я должен быть уверен.

— О чём ты говоришь?

Инквизитор просто улыбался. Фаддей чувствовал, что внутри нарастает гнев. Он помнил, что сделал ради выживания, но не мог точно вспомнить зачем.

— Скажи мне, — агент почти кричал, вставая из кресла. Нечто шептало на краю его мыслей, умоляя выпустить его.

— Зверь близко, не так ли? — инквизитор не двигался, но Фаддей чувствовал, что вокруг его кожи словно собирается буря. Ощущал, как инквизитор заглядывает внутрь его черепа. — Ты можешь его чувствовать? — Фаддей тяжело опустился обратно в кресло. Агент чувствовал тошноту — он всё ещё был его частью, осколок того отступника, которым он стал на службе инквизитору.

— Почему он…

— Всё ещё часть тебя?

— Да. — Фаддей смотрел, как инквизитор наблюдает за игрой света на металле и драгоценных камнях колец своей руки.

— Что ты помнишь о времени до того, как ты проник к отступникам?

— Немного, — ответил агент. — Обрывки. Я помню лицо, кольцо-аквилу. — Он посмотрел на инквизитора. — Я видел мир, некогда уничтоженный, и это меня…

— Разозлило. Да, должно было. Это всё ещё злит меня.

— Что? — Фаддей с открытым ртом уставился на инквизитора. Тот опустил оглядываемую руку и посмотрел прямо в глаза агента.

— Это не обрывки твоих воспоминаний. Они мои. Фаддей чувствовал, что тонет в собственных разрозненных мыслях и воспоминаниях. Он пытался ухватиться за что-то, что придаст словам инквизитора смысл.

— Я… — начал Фаддей.

— Это избранные мгновения моей жизни, то, что делает меня тем, кто я есть, заставляет ненавидеть врага, быть инквизитором, — он склонился вперёд с гордым взглядом на лице. — Это моё стремление служить: твоя верность Империуму, все императивы, которые вернули тебя ко мне, мои. Они все мои. Я дал их тебе. Я вставил их в тебя.

— Но я, — осёкся Фаддей, подумав, что чувствует, как его второе «я» завыло от веселья.

— Фаддей, лучшими лазутчиками становятся настоящие отступники, — голос инквизитора был тихим шёпотом жреца, который рассказывает тайну над ухом умирающего человека. — Зачем мне заставлять верного имперского слугу верить, что он солдат Хаоса? Зачем? Зачем, если я могу взять солдата Хаоса и переделать его под свои нужды?

— Но я… я был… — выдавил Фаддей.

— Нет, ты не был. Ты отступник, Фаддей. Заключённый в тебе зверь — не останки ложной жизни. Это ты, скованный моей ложью.

Инквизитор встал. Фаддей полными слёз глазами смотрел, как он протягивает руку. Покрытые кольцами холодные пальцы прикоснулись к лысой голове. Фаддей ощутил, как наэлектризовывается воздух, словно в штормовом небе. Инквизитор, его хозяин, посмотрел на своего слугу и заговорил голосом, что эхом отражался в голове. — Ты много раз служил Империуму, и послужишь вновь.

Тьма с воплем поглотила его.

Фаддей очнулся среди мертвецов. В его руке был нож, на клинке — кровь.

Он посмотрел на трупы вокруг, на чьих тёмных балахонах были выплетены искажённые руны.

Он взглянул на свои руки и увидел на коже зазубренные шрамы и извилистые узоры.

Он был один среди проклятых.

Он вспомнил белую комнату, человека с широким лицом и красные глаза.

Он должен был вернуться к своим имперским хозяевам.

И он побежал.

Железо внутри. Железо снаружи. Железо везде. Галактика пронизана его холодными обещаниями. Известно ли вам, что Святая Терра состоит в основном из железа? Наш родной мир, Олимпия, тоже. Большинство обитаемых планет и лун тоже. Истина заключается в том, что мы — Империум Железа. Умирающие звезды сжигают свои железные сердца, а в это самое время тяжелые металлические ядра зарождающихся миров генерируют поля, защищающие жизнь — порой человеческую — от губительного сияния звездных старцев.

Империи — не просто завоеванные земли. Всякий Железный Воин знает об этом. Это сердца, бьющиеся ради общей цели, в унисон стучащие в пустоте. Это кровь, пролитая нашими Легионес Астартес, алая благодаря железу и в знак непокорности. Это железо внутри, и мы чувствуем его металлический привкус, когда вражеский клинок или пуля настигают нас. Тогда железо внутри становится железом снаружи, как это было в тот день, который стал первым днем Великой Осады Малого Дамантина…

Кузнец Войны вышел на наблюдательную платформу. Он был в силовом доспехе, и толстая решетка застонала под его тяжелыми шагами. Керамитовые плечи Железного Воина поникли под грузом ответственности, словно на них давила тяжесть намного большая, чем вес доспеха третьей модели. Он прошагал по платформе с решительностью полубога, но то, как его шипованные латные перчатки ухватились за внешний поручень, свидетельствовало, что он мог и не пройти этого расстояния. Великан был вынужден остановиться.

Хриплый кашель вырвался из глубин его бронированной груди, вздымавшейся и опадавшей в такт мучительному, неровному дыханию. Часовые Имперской Армии из Ангелойского девятого охранного полка адамантифрактов наблюдали за мучениями Кузнеца Войны, не зная, что делать. Один из них даже вышел из строя и приблизился, опустив дуло тяжелого карабина и протягивая руку в чешуйчатой перчатке.

— Милорд, — начал солдат в маске, — могу ли я послать за вашим апотекарием или, быть может, Железным Палатином…

Лорд Барабас Дантиох остановил адамантифракта, тоже выставив перед собой руку в перчатке. Пока Кузнец Войны боролся с приступом кашля и судорогами, от бронированной пятерни оттопыренным остался лишь один палец.

Потом, даже не глядя на солдата, огромный Легионес Астартес выдавил:

— Отставить, охранитель!

Солдат отошел, и легкий ветерок шевельнул истрепанный плащ Железного Воина, ткань которого представляла собой мозаику из черных и желтых шевронов. Под плащом скрывалось величественное великолепие силового доспеха. На тускло поблескивавшем нагруднике со знаком его легиона виднелись следы ржавчины и преждевременного износа, из-за которых доспех отливал сепией. Воин был без шлема. Лицо скрывала железная маска, которую он выковал сам. Лицевая часть маски являлась настоящим произведением искусства, воплощением знака легиона — знака железной маски, украшавшего наплечник. На железном «лице» лорда Дантиоха с решетчатыми отверстиями для рта и мрачных черных глаз застыло угрюмое выражение и одновременно суровая решимость.