Дэн Абнетт - Лучшее из Молот и Болтер

— Почему ты это говоришь? — прошипел Дорн.

— Потому что я летописец. Я отражаю правду времен. Но в новой эре правду вряд ли захотят слышать.

— Я не боюсь правды.

— Тогда пусть мои слова, — Восс постучал по пергаменту, — услышат все. Я записал здесь все, что видел, каждый темный и кровавый эпизод.

Круз представил, как слова Соломона Восса разлетаются по Империуму благодаря авторитету своего автора и силой заключенного в них послания. Они будут подобны яду в душах тех, кто сопротивляется Гору.

— Ты лжешь, — осторожно сказал Дорн, словно эти слова служили ему щитом.

— Мы находимся в тайной крепости, возведенной на подозрениях, над моей головой занесен меч, и ты еще говоришь, что я лгу? — Восс безрадостно засмеялся.

Дорн издал тяжелый вздох и отвернулся от летописца.

— Я говорю, что ты обрек себя.

Дорн направился к двери.

Круз собирался было пойти следом, когда Восс опять заговорил.

— Думаю, теперь я понял. Почему твой брат держал меня, а потом дал вернуться к тебе, — Дорн обернулся. Восс смотрел на него со слабой улыбкой. — Он знал, что его брат захочет сохранить меня как память о прошлом. И также он знал, что после всего увиденного меня никогда отсюда не выпустят.

Восс кивнул, и улыбка исчезла с его лица.

— Гор хотел, чтобы ты почувствовал, как идеалы прошлого умирают у тебя на руках. Он хотел, чтобы ты смотрел им прямо в глаза, когда будешь убивать. Он хотел, чтобы ты понял, что вы похожи друг на друга, Рогал Дорн.

— Принесите мои доспехи, — приказал примарх, и из мрака выступили закутанные в красные одеяния слуги с частями золотых лат. Некоторые элементы были настолько огромными и тяжелыми, что их приходилось нести сразу нескольким людям.

Дорн и Круз вновь вернулись в купол-обсерваторию. Единственным источником света в широком круглом зале было звездное поле у них над головами. Дорн не обронил ни слова с тех пор, как покинул камеру Восса, а Круз не осмеливался заговорить первым. Слова летописца потрясли Круза. Он не выкрикивал безумные тирады и не восхвалял Гора. Нет, куда хуже. Слова Восса ширились внутри него, словно лед, сковывающий воду. Круз сражался с ними, сдерживал внутри стен собственной воли, но они не шли у него из головы. Что если Восс говорил правду? Ему стало интересно, был ли этот яд достаточно сильным, чтобы выжечь разум примарха.

Дорн всматривался в звезды больше часа, прежде чем потребовать принести доспехи. Обычно Дорна одевали слуги, часть за частью заковывая примарха в пластины брони. В этот раз он предпочел делать все самостоятельно, скрывая плоть под громоздкой адамантиевой кожей, а каменное лицо за золотом — бог войны собственноручно восстанавливает свое тело. Крузу примарх напоминал человека, готовящегося к последнему бою.

— Его совратили, мой лорд, — мягко сказал Круз. Примарх замер, собираясь надеть на руку перчатку, украшенную серебряными орлиными крыльями. — Гор прислал его, чтобы уязвить и ослабить вас. Восс сам это сказал. Он лжет.

— Лжет? — спросил примарх.

Круз глубоко вдохнул и задал вопрос, тревоживший его с тех пор, как они покинули камеру Восса.

— Вы боитесь, что он прав? Что идеалы правды и просвещения мертвы? — спросил Круз с ноткой тревоги в голосе.

Едва сказав это, ему уже не хотелось услышать ответ. Дорн надел перчатку, зажимы щелкнули на его кисти. Он сжал закованную в металл руку и посмотрел на Круза. Холод в его взгляде напомнил старому воину лунный свет, отражающийся в волчьих глазах глубокими зимними ночами.

— Нет, Йактон Круз, — произнес Дорн. — Боюсь, их никогда и не существовало.

Дверь камеры открылась, на полу возникли тени Рогала Дорна и Йактона Круза. Соломон Восс сидел за столом и смотрел на дверь, словно ожидая их прихода, последнийманускрипт лежал возле него. Примарх вошел внутрь, тусклый свет блеснул на краях его доспехов. «Он выглядит», — подумал Круз, — «словно ожившая статуя из сверкающего металла». В комнате были слышны лишь неспешные шаги примарха и гудение люмисфер.

Круз прикрыл за собой дверь и отошел в сторону. Потянувшись за плечо, он взялся за рукоять меча. Клинок вышел из ножен с тихим стальным шелестом. Выкованный лучшими военными кузнецами Малкадора Сигиллита, Регента Терры, обоюдоострый меч был размером с обычного человека. На его покрытой серебром поверхности были выгравированы кричащие лица, обвитые змеями и рыдающие кровавыми слезами. Имя меча было Тисифона в память о древней богине мести. Круз опустил оружие острием вниз, его руки сжали рукоять на уровне лица.

Восс взглянул на облаченного в доспехи Рогала Дорна и кивнул.

— Я готов, — сказал он, после чего встал, пригладил одежду на костлявом теле и прошелся рукой по седым волосам. Он посмотрел на Круза. — Ты дождался своего часа, серый страж? Этот меч давно ждет меня.

— Нет, — раздался голос Дорна. — Я буду твоим палачом.

Примарх повернулся к Крузу и протянул руку.

— Меч, Йактон Круз.

Круз вгляделся в лицо примарха. В глазах Дорна читалась боль, непереносимая боль, которая на миг мелькнула сквозь трещину в возведенных Дорном внутри себя стенах из камня и железа.

Круз склонил голову, чтобы не встречаться взглядом с Дорном и протянул ему меч рукоятью вперед. Примарх взял оружие одной рукой, словно оно было невесомым. Рогал Дорн выставил клинок между собой и Соломоном Воссом. Силовое поле меча активировалось с треском заключенных молний. Полыхание лезвия озаряло лица человека и примарха смертельно-белым цветом и скрывало их в тени.

— Удачи, старый друг, — попрощался Соломон Восс и смело встретил удар меча.

Какое-то время Дорн просто стоял, у его ног собиралась кровь, в камере царила тишина. Затем он подошел к столу, где аккуратной стопкой лежал пергамент. Примарх щелкнул переключателем, и поле, окутывающее лезвие, исчезло. Медленно, будто прикасаясь к ядовитой змее, Дорн острием перевернул страницу. Он пробежался взглядом по первой строчке. « Я видел будущее, и оно мертво ».

Выронив меч из рук, Дорн пошел к двери камеры. Уже открыв ее, он оглянулся на Круза и указал на пергамент и тело на полу.

— Сжечь, — приказал Рогал Дорн. — Сжечь все.

Пятьдесят лет назад они забрали мою левую руку.

Я видел это, оставаясь в сознании, хотя смесь стимов и болеутоляющих сделала меня апатичным. Я смотрел, как ножи взрезают кожу, проходят через мышцы и сухожилия.

С костями у них возникли проблемы. К тому времени я уже был полностью изменен, и оссмодула сделала мой скелет твердым, словно пласталь. Им пришлось использовать циркулярную пилу со сверкающими лезвиями, чтобы разрезать лучевую и локтевую кости. До сих пор слышу тот истошный визг.