Джон Френч - Чемпионы Темных Богов

Шлемы выдающихся врагов. Оружие, забранное из рук побежденных противников. Изукрашенные знамена, взятые на планетах, которые превратила в руины ярость Легиона. Очищенные кислотой черепа самых могучих из вражеских чемпионов. Приношения, сделанные, дабы умилостивить, почтить и, возможно, попросить об услуге.

Как и всегда, его массивные руки обнажены и крест-накрест расчерчены шрамами, оставшимися от прошлых времен. Его раны — или, по крайней мере, раны на его теле — зажили, хотя и оставили свой след. Его грудь также неприкрыта. У каждого из шрамов есть собственная история. Все без исключения создания, нанесшие эти раны, мертвы: убиты его руками.

Эти руки убийцы — с крепкими суставами, смертельно опасные и, если и не в буквальном смысле слова, то метафорически выражаясь, покрытые стекающей кровью — пока что пребывают в покое, лежа ладонями вниз на подлокотниках трона.

Перед ним громадный боевой топор, Дитя Крови. Ему отведено почетное место. Мастера Легиона восстановили его, стараясь изо всех сил, дабы заменить недостающие и затупившиеся зубы слюдяного дракона. Это такой же эталон для Легиона, как и сам Кхарн. Многие алчут заполучить его, однако никто еще не осмеливается присвоить оружие, пока Кхарн дышит, несмотря на его состояние.

Его тело огромно и обладает мощной мускулатурой, однако худощаво. Для неусовершенствованных смертных он — гигант. Среди себе подобных он не выше и не тяжеловеснее прочих. Он никогда не выделялся из числа братьев благодаря физическому облику. Его пламя исходило изнутри.

Его обращенное вниз лицо узкое, суровое и серьезное. На данный момент оно милосердно избавлено от боли, подавляемой ярости и лицевого тика, в котором сейчас воплощается для Легиона воздействие их мозговых имплантатов-агрессоров.

Это спокойствие — аномалия.

Даже пребывая в покое, воины Легиона страдали. В любое время, когда они не исполняли волю этих жестоких устройств, в кору мозга впивались злые ножи боли, которая погружалась вглубь, перемалывала и выкручивала, сводя на нет всякую радость, выходившую за рамки акта убийства. От безжалостного натиска избавляло лишь кровопролитие, да и этого никогда не хватало надолго.

Устройства успокаивались только в смерти.

Апотекарий Хурган предположил, что именно по этой причине лицо Кхарна не было искажено болью, как у его братьев.

В конце концов, он ведь умер на Терре.

Дрегер расхаживал взад-вперед, словно зверь, доведенный до безумия вынужденным заточением.

Его дыхание было частым и неглубоким, сервоприводы перчаток взвизгивали, когда он сжимал и разжимал кулаки. Покрытая шрамами голова с коротко подстриженными волосами оставалась непокрытой, рот кривился в оскале. Зубы скрежетали. Лоб был нахмурен, глаза под ним — сужены, а зрачки сжались до размера булавочного острия. Мускулы вокруг левого глаза подергивались, приподнимая губу и обнажая заточенные напильником зубы.

Сегодня его терзали Гвозди.

С годами он начал воспринимать их как живое существо — паразита, угнездившегося в затылочной области черепа. Существо усиливало и пожирало его ненависть, давясь агрессией, которую вызывало, и возбуждением от убийств, которое они разделяли вместе. Сегментированные паучьи лапы вдавливались в мозг, а когда оно злилось, то сжимало их, наказывая его. Насытившись, оно погружалось в дрему, и давление на разум ослабевало, давая ему миг благословенной передышки. Сейчас же оно было голодно.

Не переставая шагать, Дрегер вдавил костяшки пальцев в виски, крепко зажмуривая глаза. Из глубины груди раздался громкий животный рык. Головная боль, словно шуруп, ввинчивалась в кору мозга, мучительная пульсация вызывала тошноту и сжатие поля зрения.

Убей, — говорили ему Гвозди при каждом болезненном толчке.

Убей.

Убей.

Убей.

Он впечатал кулак в стену, смяв металлическую листовую обшивку.

Быть может, когда-то все недостатки воинов XII-го — приступы кровавой, неуправляемой психопатической ярости, расправы над невинными, а также последующую полную утрату рассудка — можно было списать на машины-агрессоры. Нет, «воинов» — неправильное слово, его бойцов. Когда-то во всем можно было винить Гвозди.

Но теперь? Нет. Теперь Легион стискивало смертельной хваткой нечто куда более мрачное и могучее. И эта хватка становилась крепче с каждым оборотом вселенной.

Сосредоточься, — велел он самому себе, прекращая непрерывно расхаживать и пытаясь усилием замедлить дыхание. Помогло мало. Биение основного сердца оставалось стремительным, словно грохот боевых барабанов.

— Хватит, — зарычал он и резко открыл глаза. Они были налиты кровью, взгляд метался по комнате, нигде не останавливаясь и выискивая… что? Выход? Врага?

Где он? Как он здесь оказался?

Последнее, что он помнил — как точил свои клинки-фалаксы в арсенале, а дальше… ничего.

Еще хуже, чем отсутствие информации о том, как он сюда пришел, была изводящая тревога: что он сделал за выпавшее время?

Он посмотрел на свои руки. На перчатках не было крови. Это хорошо. Уже что-то.

Ноздри заполнял запах антисептиков.

Зрение стабилизировалось, и он начал различать окружающую обстановку. Хрипели и звенели системы жизнеобеспечения и когитационные устройства. Из пакетов капали дающие жизнь жидкости. На информационных экранах прокручивались данные. Флуоресцентные осветительные сферы озаряли камеры, каждая из которых была герметично закрыта бронестеклом.

Он находился в апотекарионе секундус, одном из медицинских отделений на кормовых палубах «Непокорного». Это было закрытое, безопасное помещение. Запираемое генетическим кодом. Он не помнил, чтобы заходил сюда.

Туда-сюда, шаркая, перемещались вспомогательные сервиторы-медикэ, проверяющие мигающую аппаратуру и изучающие потоки информационных лент, которые периодически выплевывали рты других сервиторов, жестко встроенных в процессорные блоки когитаторов. Казалось, что его присутствие для них неведомо, незаметно, или же не имеет значения.

Как долго он пробыл здесь? Этого было никак не выяснить.

На потолке располагались сложенные хирургические механоаппараты с шарнирными многосуставчатыми лапами, обильно оснащенными крючковатыми клинками, цифровыми лазерами, сшивающими степлерами и скальпелями.

В две стены были встроены насыщенные питательными веществами восстановительные емкости с фасадом из плексигласа. Внутри одной из емкостей парил на весу пребывающий без сознания легионер. Холак из Второго батальона. Его вены были проткнуты трубками, а к лицу пристегнут респиратор, похожий на гротескного ксенопаразита. Воин подергивался и вздрагивал в индуцированной лечебной коме. Его раны заживали хорошо.