Джон Френч - Чемпионы Темных Богов

— Нет! — яростно вскричал демон.

Треск бело-синих молний расколол зрение, ослепил меня, потянул вниз. Существо взвыло, а вместе с ним взвыла и чернота. Я распадался на части. Я стал осколками мысли, разделяющимися под лезвием клинка. Я стал единственным протяжным воем агонии.

А затем на меня накатили цвет, звуки и чувства. На секунду я ощутил оцепенение неверия, прежде чем начать захлебываться собственной кровью.

В уши хлынул напев, вокруг и надо мною спиралью свились яркие огни. Я увидел кольцо фигур в синих доспехах и белых мантиях. Руки их были воздеты, пальцы соединены цепями молний. Я лежал на спине, кровь толчками выплескивалась из ран в груди и шее, а когда я попытался вдохнуть, на губах выступила розоватая пена. Ариман стоял надо мною, его рогатый шлем казался короной ослепительного света. Перед моими глазами выплыла его обнаженная рука.

— Я вызываю тебя из тени этой души, Бе'лакор.

Я изрыгнул из себя тьму. Пространство между огнями потускнело. Черное облако расползлось по воздуху, заключенное между пламенем и молниями.

— Я вызываю тебя на свет.

Теневое облако завихрилось, пытаясь найти путь наружу. Внутри него появились очертания, наброски и оттенки полуночных цветов.

— Я вызываю тебя.

Облако хлынуло наружу, а затем откатилось в нечто, имевшее форму, нечто менее и более реальное, чем дым. И я наконец узрел Бе'лакора. Прежде я никогда его не видел. Он был много кем одновременно, накладывающимися и скомбинированными образами и формами. Все одинаковое и все отличное. Обнаженный скелет с изогнутыми рогами из гниющей кости. Возвышающееся существо из мясистой плоти и красного огня. Фигура с гибкими обсидиановыми мышцами, тень, похожая на биение огромных крыльев. Он не вмещался в поле зрения, аура его присутствия была льдом и холодным забвением.

— Ты сгоришь, колдун. Я развею твои мечтания пеплом.

— У меня есть для тебя предложение, демон, — ответил Ариман. — Сделка.

— Я протащу твою душу по Саду Кинжалов, — не унимался Бе'лакор. — Я сварю ее в Озере Разложения и сожгу в Огнях Гнева.

— Контроль достигается посредством понимания, что мы имеем и чего хотим. Власть означает обладание тем, чего хочет кто-то еще, но не может получить. Мое предложение простое. Ты освобождаешь Ктесиаса от долга, исцеляешь его раны и даешь мне ответ на один вопрос. За это я даю тебе свободу.

— Ты смеешь…

— Если не примешь его, я прикую тебя к трупу Ктесиаса и погребу его под камнями и огнем, и оставлю тебя там до тех пор, пока не остынут сами звезды.

— У тебя нет такой силы.

— Есть. Она может дорого мне обойтись, но ведь все имеет свою цену.

Сквозь пелену крови и угасающей жизни я увидел, как Бе'лакор, первый принц Хаоса и Повелитель Тени, затрясся от ярости, а затем неподвижно замер.

— Я… принимаю твои условия.

— Ты освободишь моего брата Ктесиаса от старых уз между вами, возвратишь ему жизнь, дашь ответ на один вопрос, который я тебе задам?

— Я согласен, — произнес демон.

— Поклянись.

— Сокрытыми слогами моего имени, всей моей силой и судьбою, я исполню твою волю и подчинюсь тебе.

— Хорошо. Да будет же так.

Демон крутанулся, и его субстанция свилась в колонну огня и черного дыма. Я почувствовал, как мое сердце стукнуло в последний раз, а затем ощутил, как тысячи невидимых рук подхватили мою плоть и поволокли ее вниз. Остатком своей жизни я услышал, как Ариман задал вопрос демону. И услышал смех Бе'лакора, когда он ответил ему. А затем я почувствовал, как воспоминание о вопросе и ответе стираются, когда тьма, наконец, забрала меня.

Проснувшись, я обнаружил, что Ариман в одиночестве стоит надо мной. На моем лице коркой запеклась кровь. Я коснулся горла и груди, где прежде кровоточили смертельные раны, и внутри разрывов в броне нащупал гладкую кожу и плоть. Я взглянул на Аримана.

— Нам многое предстоит сделать, брат, и я вновь благодарю тебя за службу, — сказал колдун.

— Не жди от меня благодарности, ты…

— Я сделал то, что было нужно.

— И что же тебе было нужно от подобного существа?

— Интересный вопрос, особенно от тебя, Ктесиас, но я на него не отвечу.

Я начал подниматься с пола. Я не чувствовал ни боли, ни ранений, но тело казалось не вполне моим собственным, словно оно состояло из имплантатов.

Я развернулся и двинулся прочь от Аримана, стоявшего над остатками ритуальных меток, выжженных в палубе.

— Что демон пообещал тебе в первый раз? — раздался голос у меня за спиной.

Вопрос заставил меня остановиться, и секунду мне не хотелось отвечать на него.

— А то ты сам не знаешь. Разве есть что-то, чего бы ты не знал, брат? Он пообещал, что убережет мою душу от того, что ждет ее после моей смерти. Все демоны, которых я сковал, все те, кого я поработил, ждут не дождутся меня за завесой. Он сказал, что спасет меня. Что когда я умру, он придет за мной и избавит от них.

— И что же ты дал ему взамен на этот дар?

Я не ответил, но обернулся и направился к выходу. Каждому из нас приходится хранить свои тайны.

«Тот, кто считает богов безучастными, ошибается. Богов волнуют все мы: каждая жалкая искра жизни, рожденная в криках, каждая жизнь, прожитая в блеске и амбициях, и каждая душа, отходящая в безмолвии. Их волнуют все мы, как нас волнует еда, вода и воздух. Мы — их жизнь: наши мечтания — это их сила, наша слабость — это их бытие. Мы волнуем их. Они нуждаются в нас. Но нужда и участие не требуют доброты».

Нумиус, Просветитель Гилиции, казнен за ересь

Второй службой, которую я сослужил Ариману, стало убийство одного из братьев.

Я не подвержен сентиментальности, и это не должно вас удивлять. Но если эти мои слова прочтет кто-то еще, то знайте, что меня вела его жажда власти. Я не испытываю вины за отнятые жизни и совершенные деяния. Я убил многих, наверняка тысячи, возможно даже миллионы; их количество столь же не важно, как утверждения, будто эти смерти прокляли меня, так и встречные утверждения, что они были оправданы. Мне нет оправданий, а моя душа обречена, ибо я желаю силы, которой нельзя обладать смертному. Я жажду и готов заполучить эту силу.

Я — сковыватель демонов и торговец ужасными истинами. Остальные называют наш род колдунами, но я — воплощенная истина. Я освежевал восемнадцать смертных, чтобы ублажить Принца Излишеств и заставить его поведать свое настоящее имя, и продал первое воспоминание ради единственного символа утраченного языка. Я даже голодал и травил себя ядами, чтобы пообщаться с демонами отчаяния. И содеяв все это, и даже больше, я ни разу не дрогнул. Но это… убийство, которое я совершил для Аримана давным-давно — когда все мы были такими другими, и столь многому еще только предстояло случиться — до сих пор преследует меня.