Энди Чемберс - Путь эльдар: Омнибус

Однажды перед наступлением ночи, ища укрытия на склонах горы Линниан, Ультанеш обнаружил золотые врата, за которыми начиналась пещера. Испуганный, он выбежал прочь, несмотря на холодные сумерки снаружи. На следующую ночь Ультанеш нашел другие золотые врата, скрытые за водопадом удивительной красоты, но снова побоялся войти. В третий же раз, увидев сияющий проход на вершине далекого холма, он набрался решимости и поклялся себе одолеть страх. Пройдя через врата, Ультанеш обнаружил себя в ином месте: лабиринте Линниан, который простирался по всему миру, над ним и под ним, полнился многочисленными изгибами и тупиками, что выводили путника из себя. Внутри также ждали потайные каморы с чудовищами и другими опасностями; великие дела совершил Ультанеш, чтобы победить врагов и одолеть все преграды.

Но оно стоило того, ведь лабиринт Линниан провел путника через чудесные горные страны с плодородными холмами, по радужным мостам, что соединяли звезды, и искрящимся глубинам, что лежали под миром эльдар. Прошло время, Ультанеш вернулся в родной дом и собрал последователей. Теперь, зная о существовании врат, он везде видел их золотой блеск и исследовал тайны лабиринта вместе с сыновьями и внуками.

Первобытный лес исходил клубами пара под лучами жаркой звезды. Это было настоящее солнце, и его настоящее тепло коснулось кожи Арадриана, когда тот спускался по десантной рампе на землю настоящего мира. Первая планета, на которую эльдар ступил за свою долгую жизнь: воспитанный на рукотворном Алайтоке, он и во время путешествий на «Лаконтиране» никогда не сходил со звездолета. Когда сапог изгоя немного погрузился во влажную почву, он удивился прежней нерешительности.

Ветер трепал маскировочный костюм, который менял цвета на коричневый и зеленый, в тон окружению. Арадриан вдруг осознал, что эти дуновения создавались не какой-то скрытой системой вентиляции или генераторами искусственного климата, а невероятно сложным взаимодействием давлений и температур в разных частях атмосферы Эйленилиеш. Далеко слева на горизонте виднелось темное пятно, которое могло быть клубами дыма или же грозовыми тучами.

Прикрыв глаза от яркого солнца (и решив, что для пущего удобства звезду всё-таки стоило бы немного затемнить), Арадриан подумал о небе. Никакой купол не сохранял его на месте, планета удерживала атмосферу силой гравитации, рожденной из её собственной массы. Здесь не требовалось никаких силовых щитов. Пораженный этой мыслью, изгой прислушался к пронзительным крикам птиц — настоящих, действительно диких птиц — и пришел в трепет.

— Ох уж эти бывшие Сновидцы, — пробормотал Джаир, опережая Арадриана. — Вечно витают в облаках.

Изгой повернулся было с гневной отповедью, но осекся, увидев улыбку другого странника.

— Однажды я буквально витал в облаках, — сказал молодой эльдар, удобнее поправляя винтовку на плече. — На небесном мосту над ущельем Глубоких Сожалений.

— Замечательно, — отозвался Эссинадит и указал на высокую изящную башенку недалеко впереди. Строение экзодитов возносилось над пологом леса, окружавшего полянку, на которую Каолин посадил «Ирдирис». С виду оно напоминало светло-серое копье, устремленное в небо цвета индиго, к вершине расширялось в дисковидную платформу, усеянную арочными окнами, а затем снова резко сужалось. Темно-синие листья трепетали на ветру у основания башенки; Арадриан видел их серебристую изнанку и слышал тихий, нежный шорох.

— Там мы должны встретиться с остальными? — спросил он.

— Старейшины «ушедших» будут говорить со всеми странниками из первой волны.

— А когда появятся Афиленниль и все прочие?

Оба уже шагали вперед, под сень огромных деревьев. Подруга Арадриана раньше бывала на Эйленилиеш, и поэтому присоединилась к изгоям, которым предстояло сопровождать армию мира-корабля, указывая путь аспектным воинам и провидцам. Алайтокец уже начинал скучать по ней, хотя Джаир оказался остроумным спутником и рассказал немало поучительных историй.

— Сегодня вечером, я думаю, — ответил Эссинадит. — Линкоры Алайтока движутся не так быстро, как звездолеты странников, да и автархи решили, что ночная атака — наилучший вариант действий.

— Я по-прежнему не до конца уверен в себе, — признался Арадриан. Под ногами у него слегка расползались опавшие, чуть подгнившие листья, и эльдар окружало странное, но не отталкивающее амбре. Здесь стояла осень, вызванная положением планеты на орбите и определенным наклоном её оси. На Алайтоке, с его управляемым климатом, времена периода менялись по мимолетному порыву или в соответствии с общим замыслом: например, в куполе могли устроить чудесный зимний снегопад, а затем, когда зрелище надоест жителям, тут же перейти к чему-то иному.

— Мы должны найти орков и определить, выдвигаются ли они куда-нибудь, — напомнил Джаир.

— Как они вообще справляются? — спросил Арадриан. — Экзодиты, я имею в виду.

— С чем справляются?

— С беспорядочностью своего мира, — объяснил молодой изгой. — Буря может погубить их посевы, землетрясение — обрушить башни и поглотить города. Как они выдерживают в такой непредсказуемой обстановке?

— Некоторые сказали бы «из упрямства», — ответил Эссинадит. — Но я считаю, причина намного глубже. Когда-то, до Грехопадения, наш народ управлял звездами, изменял планеты по собственной прихоти. Тогда всё находилось у нас под контролем, как сейчас на Алайтоке. Поддавшись лени, мы прислушались к шепоту губительной силы, позволили распространиться моральному распаду, который и привел к Грехопадению. Напротив, экзодиты удержались от соблазна стать повелителями окружающей природы. Её капризы, неприрученные погодные явления, тектонические содрогания и извержения вулканов смиряют «ушедших», не дают им сидеть без дела и, соответственно, возвращаться к порочной жизни.

— Звучит так, словно все они немного мазохисты, — заметил Арадриан. Тем временем эльдар вышли на другую полянку, к возносящейся в небо одинокой башне; высокие двери в её основании были распахнуты. — Почему бы просто не прибегнуть к идеологии Пути, как на мирах-кораблях?

— И это спрашивает изгой Алайтока! — рассмеялся Джаир, не веря своим ушам. — Экзодиты считают Путь ловушкой, иллюзией контроля, под которой скрывается внутренняя тьма. Они считают, что в их тяжелой жизни есть чистота, и только постоянное отвержение собственных эмоций в конце концов позволит спастись от порчи… Ну, ты понимаешь.

— Великого Врага? Той-что-жаждет? Принца Наслаждений? Мы оба знаем, на что ты намекаешь, так зачем же нужны недомолвки?

— Даже иносказательные имена лучше не произносить, Арадриан, — остановившись, Эссинадит взял его за руку. — Сейчас ты не за обережными стенами Алайтока, не защищен пауками варпа и барьером сети бесконечности. Неразумно привлекать взгляд этой силы, особенно в насмешку.