Энди Чемберс - Путь эльдар: Омнибус

Нити света уводили Беллатониса все глубже в лабиринт. Это был безумно рискованный план. Мастер-избранник мог не отправиться прямиком к патриарху-ноктис; Беллатонис мог потерять след и оказаться в затруднительном положении в полной ловушек тьме; он мог наткнуться на другого члена Чёрного Схождения, кто прекрасно был осведомлен о том, что Беллатонис не имел права заходить так далеко в лабиринт. Даже если мастер-избранник пошел к патриарху-ноктис, не было никакой гарантии, что Беллатонис найдет в том же месте и существо, которое желал заполучить Маликсиан, и что оно не охранялось, если бы он его нашел.

Безрассудная ухмылка играла на тонких губах мастера-гемункула, пока он продолжал следовать по следу. Ему подумалось, что сложная структура территорий Чёрного Схождения полностью отражает характер ковена в целом. Ковен был настолько одержим скрытностью и умышленным запутыванием, что его члены проводили все свое время, преодолевая сложные лабиринтные комплексы, которые сами же и создали. Сохранение существующего положения вещей, по-видимому, было единственной настоящей целью. Все секретные ранги и ритуалы предназначались лишь для того, чтобы обратить рядовых членов ковена в покладистых слуг.

Чёрное Схождение являлось слишком расслоенной организацией, излишне непонятной и чересчур консервативной для Беллатониса. Он долго хотел отделиться от ковена, и архонт Маликсиан непреднамеренно стал как раз той движущей силой, в которой так нуждался Беллатонис. Кража из коллекции патриарха-ноктис глубоко в недрах предположительно непроходимого лабиринта ковена станет подходящим последним жестом перед уходом.

Световой след провел Беллатониса через пять коридорных пересечений, прежде чем внезапно оборвался. Он замер от охватившего его чувства ужаса. Мастер-избранник мог обнаружить заражение на себе или некий невидимый барьер мог распознать крохотных созданий, как нарушителей и уничтожить их автоматически. Что бы ни случилось, след обрывался в этом месте, и самоубийственно было бы продолжать движение. Ему следовало повернуть обратно.

Когда Беллатонис печально уставился на участок, где исчезал след, он заметил что-то необычное. Несколько тускло светящихся пятен на стене на уровне плеча. Инстинктивно Беллатонис протянул руку и провел пальцами по этому месту. Стена коридора сдвинулась от его прикосновения. Камень плавно и тихо отъехал в сторону и открыл проход в короткий коридор. Пульс Беллатониса участился, когда он увидел, что этот коридор был шире и ниже, чем остальные, какие он привык видеть в остальном лабиринте. Неясный световой след снова теперь двигался прямо вдоль коридора и уходил в проход в его конце. За аркой Беллатонис уловил, как затихает скрежещущий голос мастера-избранника. Он с ухмылкой различал почтительные интонации в привычной какофонии мастера-избранника; патриарх-ноктис должно быть находился с ним.

Голос мастера-избранника удалялся и затем совсем пропал. Беллатонис на подушечках пальцев бесшумно зашагал дальше по направлению к проходу. Он затаился и осторожно заглянул в пространство за ним. Проход вел в ряд широких, низких комнат, связанных друг с другом через большое число арок и невысоких лестничных маршей. Во всех помещениях была богатая отделка: там стояли длинные и тонкие кресла и столы из металла и резной кости, книги с узким узором, алхимическая аппаратура блестела на полках, мозаики из тёмных драгоценных камней сверкали на стенах, ценные меха и экзотическая кожа устилали полы.

След мастера-избранника уходил налево, но Беллатонис бросил его преследование, сосредоточившись на дальнейшем изучении комнат. Он был уверен, что вошел в тайные покои патриарха-ноктис, вероятно, его гостиные комнаты или помещения для аудиенций. Никакой охраны или рабов не было где-либо видно. Несомненно, внутри своего неприкосновенного прибежища патриарх считал это ненужным и нежелательным риском, связанным с нарушением техники безопасности. Беллатонис возликовал при этой мысли. Он сделал несколько шагов и остановился как вкопанный перед тем, что увидел.

Восьмиугольная комната имела выходы с трех сторон. Оставшиеся четыре стены украшали выставленные на показ грубоватые орудия и броня, имевшие вид артефактов, создаваемых рабскими расами. Внимание Беллатониса тотчас приковало то, что находилось в центре комнаты. На постаменте высотой до бедра стояла клетка, по размеру и форме приблизительно напоминавшая туловище. Внутри клетки совершенно зажатое в узком пространстве сидело птицеобразное существо, какого мастер-гемункул никогда прежде не видел. Существо имело золотые перья, которые, казалось, излучали внутренний свет. Загнутые когти, белые как алебастр, крепко цеплялись за жердочку. Больше всего интриговал тот факт, что существо имело две головы как у хищных птиц, у каждой из которых отсутствовал один глаз. Оставшийся чёрный, похожий на бусинку глаз у обеих голов рассматривал его с живым интеллектом. Даже Беллатонис, насколько он был психически притупленным, ощутил слабый жар пси-силы, исходящей от птицы.

— Ну, ты видимо и есть то, о чем говорил Маликсиан, — восторженно произнес Беллатонис. — Инквизиторский геноорел, не иначе. Он сказал, что, такого как ты, лишь раз в столетие удается разлучить с хозяином и схватить живьем.

Геноорел только прошипел в ответ. Когда Беллатонис протянул руку, чтобы поднять клетку, существо злобно ухватило клювом его за пальцы. Мастер-гемункул снова тихо засмеялся, когда ухватил клетку за кольцо наверху.

— Сейчас же перестань, — предостерег он, — Обещаю, ты понравишься Маликсиану. Несомненно, он сильно жаждет увидеть тебя.

Когда Беллатонис повернулся уходить, то услышал слабый крик, немногим громче шепота, идущий из соседней комнаты. Мастер-гемункул тотчас насторожился и выхватил из своего рукава небольшой пистолет с остроконечным стволом. Крик раздался снова, и любопытство Беллатониса одержало верх. Он направился посмотреть через арки, откуда исходит звук. Смежная комната была практически идентичной по планировке. Вместо сделанных рабами энергетических молотов и силовых топоров на стенах комнаты висели серпы, крюки и зазубренные ножи, по-видимому, вырезанные из соединенной с металлом кости. Над постаментом в центре комнаты создавалась вертикальная область света, внутри которой простерся распятый силуэт гуманоида. Именно отсюда шли эти слабые крики.

Плоть гуманоида была чернильно-черной и, казалось, скорее, поглощала, нежели чем отражала свет. Черты его лица, частично скрытые ниспадающими гладкими волосами, бледными как кость, менялись, будто нефть. Кандалы на запястьях и лодыжках удерживали узника напротив ярких ламп, что образовывали освещаемую область. В тех местах, где конечности ближе всего находились к источникам освещения, они немного дымились, будто сам свет обжигал их.