Энди Чемберс - Путь эльдар: Омнибус

Больше всего Сардон беспокоило то, что она не нашла женских останков. Миропевица, жившая в храме, пропала. Сардон пыталась убедить себя, что ее тело похоронено в одном из заваленных участков святилища, или что миропевица сама бросилась в пропасть, чтобы оборвать свою жизнь и не стать добычей детей Кхейна. Но в глубине души она знала, что обе эти мысли — неправда. В ярости дракона витало острое чувство утраты, которое Сардон поначалу не понимала, но теперь она была уверена, что знает, откуда оно взялось. Юную миропевицу, которая находилась в храме, когда начался катаклизм, забрали. Ее похитила и угнала в рабство стая самых порочных и жестоких злодеев, каких только можно вообразить.

Эта мысль, однажды проникнув в ее мозг, так и не покинула его. Истощенная и физически, и душевно, Сардон свернулась клубком на рухнувшей каменной плите, и плечи ее затряслись, когда она наконец позволила себе оплакать стражей святилища и пропавшую миропевицу. Потом, когда ее разум в конце концов вытеснил из себя ужас, явился милосердный сон и накрыл ее волной долгожданного забвения. Но покой во тьме был недолгим. Освободившись от уз сознания, ее сновидения свободно воспарили и переплелись со снами иного, высшего существа. Она поняла, что начала видеть сны самого мирового духа.

Сначала она узрела себя лежащей в пещере. Бледное тело выглядело мягким и уязвимым посреди черных иззубренных скал. Пещера была одновременно похожа и непохожа на Мировой Храм. Этот Храм был огромным тенистым пространством, неимоверно древним, старше, чем сами звезды. Его стены раскрошились и рухнули, открыв пещеры и тоннели, которые невозможно было сосчитать. Они простирались на невероятное расстояние. В некоторых порой мелькали видения иных мест и иных времен, словно яркие картины, которые возникали лишь на миг, а потом исчезали. Другие на глазах спящей Сардон проходили через величественный цикл разрушения и возрождения.

Она начала чувствовать невидимые потоки силы, текущие через это место, и пульс жизненной энергии планеты, проносящейся мимо по вечному и непрерывному пути через точки фокуса, разбросанные по поверхности мира. Курганы, каирны и обелиски соткали из психических потоков единую сеть, многогранный бриллиант, состоящий из духов всех живых существ, которые когда-либо жили и умерли на Лилеатанире. Их сущность окутывала весь мир, изолируя его от враждебной вселенной столь плотным психическим щитом, что никакая скверна не могла просочиться сквозь него. Мировой дух Лилеатанира стал могущественной сущностью, земля стала им, и он стал землей.

Гордыня. Сардон всюду чуяла ее горькое зловоние. Мировой дух стал могуч, как какой-то новорожденный божок в своей собственной замкнутой вселенной. Возгордившись, он проглядел угрозу извне, поверил, что сила, которой он обладал в метафизическом мире, действует и в материальной реальности. Однако ему причинили боль, и он едва ли мог понять, как это случилось. Поэтому теперь он бушевал, несдержанный, как ребенок.

Дракон заворочался и зашипел во сне, и в дальнем углу пещеры взмыли голодные языки пламени. Отражение Сардон во сне задрожало. Она не хотела запутаться в сновидениях дракона. Его ярость пожрет ее, испепелит так же, как испепелила выжженные земли вокруг священной горы. Сардон попыталась обуздать свои страхи, направить себя сквозь сон, как ее учили давным-давно.

Ее беспокойство сделало место, где она находилась, еще более пугающим. Пещеры перешли в стены, черные от капающей влаги. Всюду громоздились сталагмиты и сталактиты, словно окаменелые кучи навоза и висящие куски мяса. Повсюду носилось шипение и шепот мертвых духов, чьи сухие голоса, внушая ужас, шелестели на самом краю восприятия. Миллиарды мертвых душ, запертых в матрице Лилеатанира, парили вокруг нее подобно дыму, по отдельности не сильнее любого простого смертного, но совместно… Вместе они становились мировым духом, гештальтом психической силы, способным на гораздо большее.

Сардон обнаружила себя перед трещиной во влажной каменной стене, широкой и низкой, как та расселина в склоне горы, через которую ей пришлось проползти, чтобы добраться до реального Мирового Храма. Она протиснулась внутрь и начала карабкаться по сужающемуся разлому к маленькому пятну света, виднеющемуся вдалеке. Пол и потолок почти сходились вместе, так что ей приходилось с силой пробиваться между ними, отталкиваясь плечами и повернув голову в сторону. На краю спящего сознания трепетало чувство клаустрофобии, угрожая погрузить ее в слепую панику, заставить биться о неумолимый камень. Она остановилась и глубоко вдохнула (по крайней мере, мысленно), чтобы успокоиться. Наконец, ей удалось протолкнуться ближе к свету, так что можно было выглянуть из отверстия.

Там она увидела Мировой Храм, каким он был до катаклизма, полный света и жизни. Сардон не могла контролировать свою точку обзора: в один миг она смотрела как будто с высоты, в другой — уже из глаз одного из стражников храма. Но с каждой из них она видела одну и ту же историю, с большим или меньшим количеством страшных деталей. Вскоре ее затошнило от насилия, и она попыталась попятиться, но обнаружила, что не может сдвинуться с места. Камни как будто сжались еще плотнее и удерживали ее на месте, будто она сама окаменела. Сардон была обречена снова и снова смотреть, как оскверняют храм.

Появилась небольшая группа существ, облаченных в черное, они постоянно двигались и исчезали из виду… сверкнули острые клинки, хранителей храма вырезали, словно детей… миропевицу схватили, когда она уже собиралась лишить себя жизни… обмякшее тело, увлекаемое в портал, в Паутину… и мировой дух, беспомощный при всей его метафизической силе.

Он пытался остановить их, и его усилия разрушили сначала храм, а потом весь мир. Он слепо бросался на чужаков, но все было тщетно. Осквернители ускользнули в Паутину, словно воры в ночи, и ушли туда, где их нельзя было достать, прежде чем мировой дух Лилеатанира успел осознать их. Сущность, которая дремала на протяжении эпох, пробудилась от боли, и в этом пробуждении полностью воплотилась мстительная ярость дракона. Даже камни вокруг тела Сардон все еще дрожали от воспоминания об этом.

Темными сородичами руководила высокая зловещая фигура в полностью скрывающих тело доспехах и шлеме с красными глазами, клыками и рогами, как у дикого зверя. Она была вооружена ужасным двуручным клинком, который нес гибель всем, кто оказывался перед ним. Это существо ушло последним, и перед тем как зайти в портал, повернулось, обведя взглядом содрогающийся храм. Горящие глаза как будто взглянули прямо на Сардон, и фигура заговорила голосом, похожим на грохот огромного колокола.