Энди Чемберс - Путь эльдар: Омнибус

— И… что теперь?

— Я пойду во внутреннее святилище и встречу их там, — с ледяной уверенностью сказал Морр. — Если понадобится, я не оставлю камня на камне от этого храма. Их трусость оскорбляет Темного Отца и служит доказательством тому, что они недостойны нести другим его вероучение.

Морр шагнул вперед, а потом замер. Не успела мигнуть свеча, как в зале появилась иная фигура — скорее даже, открыла себя там, где скрывалась все это время у них на глазах.

Теперь между Морром и статуей стоял высокий воин в сегментированных, украшенных клинками доспехах древнего вида. Новоприбывший был вооружен метровыми мечами-близнецами с крючковатыми концами, которые инкубы называют полуклэйвами. Пока что они свободно свисали по бокам его тела.

— Стой, где стоишь! — предупредил Пестрого Морр. — Не поднимай оружие, если тебе дорога жизнь!

Хотя инкуб, преграждающий путь Морру, стоял совершенно неподвижно, в его позе ясно читалась готовность взорваться движением, не пройдет и одного удара сердца.

— Что происходит? — шепотом спросил Пестрый. — Кто это такой?

— У него нет имени, ибо он никогда не говорит. Мы называем его Дражар , «живой меч», — пояснил Морр с чем-то вроде благоговения. — Он — самый смертоносный во всем нашем братстве, непобежденный, истинный мастер клинков.

— Но при этом не иерарх? — с надеждой поинтересовался Пестрый.

— Нет. Он сражал иерархов, но не претендовал на их места. Некоторые говорят, что он — переродившийся Архра, и все же он убивает тех, кто пытается поклоняться ему. Дражар существует лишь для того, чтобы нести смерть.

Пестрый безмолвно округлил губы, выражая смятение. Теперь Морр обратился напрямую к молчаливому воину.

— Дражар! Ты преграждаешь мне путь, но не атакуешь. Иерархи послали тебя, чтобы не допустить меня до их двери?

Рогатый шлем инкуба еле заметно наклонился, подтверждая, что он был послан именно с этой целью.

— Морр! Не бери наживку! — настойчиво прошипел Пестрый. — Они хотят, чтобы ты себя уничтожил. Чистенько расправиться с проблемой, которая им не нужна!

Морр помедлил. Арлекин был прав. Иерархи были против него, а вместе с ними и все братство кроваворуких убийц. Его жизнь воистину подошла к концу.

Но жаркий уголь гнева, который он поддерживал в собственном сердце на протяжении всей своей жизни, лишь разгорелся ярче при этой мысли. Чудовищная несправедливость со стороны иерархов — отворачиваться от него, в то время как он ни на шаг не отступил от основных доктрин учения Архры.

Липкое зловоние политической выгоды ощущалось во всех действиях иерархов, или, вернее, в отсутствии каких-либо действий. Наказать Морра за то, что он расправился с собственным архонтом, затронутым Хаосом, значило бы бросить вызов всему, чему Архра научил инкубов, заплатив за это даже собственным смертным существованием. Оправдание Морра стало бы безмолвным предупреждением для каждого архонта в Комморре: однажды может настать день, когда ваши собственные телохранители-инкубы пойдут против вас, оправдывая себя заветами давно погибшего Лорда-Феникса.

В любом случае вся система отношений инкубов с мириадами иных сил в комморритской структуре власти претерпела бы необратимые перемены, братство ослабело бы и раскололось по трещинам, которые уже становились ясно видны. Лучше было бы, если б проблемы попросту не существовало, и справедливость иерархов никогда бы не подвергалась сомнению.

— Теперь я вижу, — сказал Морр Пестрому. — Чтобы спасти братство, я должен быть уничтожен. Не ради чести или отмщения, но ради удобства.

— О, Морр, — с печалью ответил Пестрый. — По мере всякого восхождения к высшим рангам столь благородные концепции, как честь, становятся все реже. Стремление к власти, можно сказать, требует замены преданности на прагматизм, сотрудничества на сдерживание, а преданности — на удобство. Прискорбно, но так уж это устроено.

Морр оторвал взгляд от по-прежнему терпеливо выжидающего Дражара и перевел его на изящную фигуру в пестром облачении.

— Может, теперь ты согласишься пойти со мной на Лилеатанир? — несколько нетерпеливо спросил арлекин. — Ты же сказал, что пойдешь, если сможешь прийти в храм и остаться в живых. Смотри — вот мы стоим, и мы живы.

Через мгновение Морр снова повернулся лицом к мастеру клинков.

— Одного выживания недостаточно, — медленно проговорил Морр. — Я узнал это на Ушанте еще до того, как увидел другие части вселенной. Жизнь без цели не имеет подлинной ценности.

— У тебя есть цель! Ты можешь спасти Комморру от Разобщения!

— Нет, — сказал Морр, и его безликий шлем снова обратился к Пестрому. Клыки из кровавого камня неожиданно полыхнули рубиновой энергией, и она нахлынула на арлекина, словно цунами из окутанной алым боли. Коварный удар застал Пестрого врасплох, и он упал на камни, корчась от боли. Каждый нерв гудел, как будто по нему мчалось пламя. Парализованный, он мог только в мучительном ужасе смотреть, как громадный инкуб наклонился над ним.

— Теперь я понял свой путь. Прощай, Пестрый.

Харбир застрелил первую фигуру в черно-пурпурном, которую увидел, потом устремился вперед и вонзил клинок в другого воина, наклонившегося над укреплениями, чтобы выстрелить. Он мельком увидел Безиет, врубившуюся в группу из еще троих, и кровь, которая слетала с клинка-джинна, кромсающего и броню и плоть. У него едва хватило времени на мысль, что его сторона превосходит Азхоркси в численности, прежде чем один из них едва не насадил его на штык винтовки. Наемник увернулся от острия и выстрелил владельцу штыка в лицо. Страсть убийства охватила Харбира, и он вогнал собственный изогнутый клинок — полметра бритвенно-острого металла — через подбородок воина прямо в мозг. Он выдернул нож, выпустив дождь алых брызг, и начал снова и снова вонзать его под нагрудник противника.

Что-то врезалось в плечо Харбира, и у него тут же перехватило дыхание. Боль пронизала его нервную систему, словно белый огонь, из легких вырвался ужасающий вопль. Харбир развернулся и увидел еще одного воина в черном и пурпуре, который спокойно стрелял в гущу рукопашной с небольшого расстояния. Рука, в которой наемник сжимал пистолет, дрожала, будто его разбил паралич, но в отчаянии он все равно поднял оружие и выстрелил за спину, не целясь. Воин повалился, как зарубленный — возможно, от ненадежных осколков Харбира, возможно, от еще чьего-то выстрела вслепую в этой яростной перестрелке. Внезапно оказалось, что все воины в черном и пурпуре повержены. Разношерстная банда Наксипаэля снова одержала победу. Колени Харбира подогнулись, и он упал, чувствуя, как яд распространяется по крови.

Ксагор возник рядом еще до того, как наемник успел набрать воздух для еще одного вопля. И все же развалина сначала с приводящей в бешенство осторожностью уложил наземь свою винтовку и только потом осмотрел рану Харбира. Металлическая птичья лапа Ксагора властно стиснула его плечо, отчего тот разразился бурей проклятий.