Ирина Ковальчук - ВАНЬКА ЖУКОВ ПРОТИВ ГАРРИ ПОТТЕРА И Ко

Когда Ваня пришёл в себя, гневные Безобразия продолжали бегать вокруг него, размахивая своими ужасными брёвнами. Увидев, что жертва открыла глаза, они тут же набросились на неё, даже не давая подняться. Безобразия били Ваню по чём попало, но уже не по голове, только ему от этого легче не становилось – он всё уже забыл.

Когда монстры устали колотить его еле живую душу, или им просто надоело это занятие, они бросили свои брёвна, схватили жертву за руки и за ноги и понесли к речке.

«Всё, мне конец», – подумал Ваня безучастно, так как у него не было уже никаких чувств, которые можно было бы присовокупить к этим словам.

Гневные Безобразия раскачали отбивную, которая некогда была Ваниной душой, и бросили её в бурные воды захлёбывающейся от гнева речки. Ваня тут же пошёл ко дну, потому что сил даже просто пошевелить руками у него не было. Но в последний момент, когда его почему-то вытянутая правая рука ещё была над водой, пальцы его схватились за что-то, похожее на небольшое бревно.

«Собраться! Нужно собраться!» – скомандовал он себе и из последних сил он стал болтать под водой левой рукой. Несколько минут нечеловеческих усилий привели к тому, что его голова уже держалась над водой, а две руки цепко держались за плывущее по бурным волнам спасительное бревно. Теперь оставалось только надеяться на то, что безумное течение реки гнева когда-нибудь прибьёт его на затуманенный противоположный берег.

Бревно ударилось о берег, и полуживая Ванина душа переползла с мокрого песка на более сухое место и упала без чувств. Сил больше не было ни на что. Чтобы его ни ждало на этом берегу, сопротивляться он больше не мог. Он просто лежал такой же безучастный и такой же неподвижный, как и спасшее его бревно. Ваня помнил о фонарике, но сил пошевелить рукой не было.

«Что делать? – спрашивал он себя и не находил ответа. – Может, это и есть такое злое избавление? Что, если манящий туманный берег – не что иное, как очередная ловушка? – думал он. – Что я теперь? Это какое-то совершенно новое состояние: ты как будто бы есть, но на самом деле тебя нет. Ты всего-навсего раздавленное ничто», – возникающие в голове мысли свидетельствовали о том, что единственное, что в нём осталось, это сознание, умная сила почти уничтоженной души.

Только теперь Ваня до конца осознал тяжесть гнева. Он, как бетонная глыба, падает на душу и оставляет после себя тяжелейшую болезнь, несовместимую с жизнью: «синдром длительного раздавливания». Единственное, что может спасти больного – это ампутация раздавленного члена. Но разве можно сделать ампутацию души?

«Мне нужно сказать «помоги, мама», – Ваня попробовал заставить себя сделать невозможное, но его губы даже не шевельнулись. – Но не могу же я просто так сдаться сейчас, когда я столько уже прошёл. – Ваня снова и снова уговаривал себя. – Я не могу сдаться сейчас, когда, может быть, я уже, действительно, победил!»

Дерзость последних слов обдала его холодной волной. Здесь, в этом загробном мире, всё скрытое стало явным, но он так ничему и не научился: как был, так и остался глупым и самоуверенным. Сколько мучений уже пришлось перетерпеть здесь его бедной душе! Сколько страданий! Но он заслуживает ещё большего наказания, потому что с глупой самоуверенностью приписывает себе то, что ему не принадлежит. Разве смог бы он выбраться хоть из одного барака, если бы не фонарик, зажжённый мамиными молитвами?

«Ваня, умоляю тебя, пока ты ещё остаёшься самим собой хоть в мыслях, заставь себя произнести спасительные слова», – просил он самого себя, но безрезультатно – губы не шевелились.

«Раз я не могу ничего, кроме, как думать, значит, я должен повторять эти слова мысленно. Повторять и повторять, пока я ещё личность, пока ещё осознаю себя».

Эта мысль так укрепилась в раздавленной Ваниной душе, что пренебрегать ею он не стал.

«Помоги, мама, помоги, мама, помоги, мама...», – начал он отсчёт метров пути по разрушенной дороге воли. – Я должен идти по этому мысленному пути, потому что никакого другого у меня нет».

«Помоги, мама, помоги, мама, помоги, мама...» – Этот мысленный путь был ничем не легче, чем хождение над пропастью по тонкой доске, а, может быть, в чём-то и труднее – в нём не было действия. Сосредоточиться на мысли могла помочь только воля, но она была раздавлена в реке гнева.

Ваня заставил себя думать о маме. Какой чудный образ видел он в бараке у покемонов. В нём была именно красота сосредоточенности на молитве. Он вспомнил, что мама пыталась научить и его молиться, но делал он это механически, равнодушно, и, не успев начать, думал о том, как бы поскорее закончить. Если бы у него был пусть самый маленький навык молитвы, как бы он пригодился ему сейчас!

«Сила духа в немощи проявляется», – вспомнил Ваня чьи-то слова, и они придали ему сил.

«Помоги мама», – заставлял себя думать Ваня, но мысль улетала. Он не мог сконцентрировать на ней своё внимание и думал о реке гнева, о её противоречивом течении, о холодной грязной воде, о брёвнах, которыми его били безобразные «ребята», – о чём угодно, кроме спасительных слов «помоги, мама».

«Я должен держать мысль!» – изо всех своих мысленных сил кричал Ваня, заставляя себя думать о том, что было единственно спасительно для него. Но сказав несколько раз заветные слова, он уже снова мысленно уносился от них прочь.

«Вот это и есть туман. Этот туман – не что иное, как затуманенное сознание», – наконец-то понял Ваня, но силы духа это понимание ему не прибавило.

«Побеждает тот, кто сильнее духом», – из глубин памяти выплыли непонятные слова. – Что значит «сильнее духом»?

«Дух – это искра Божия в человеке, – ответ на вопрос появился сам собой. – Это то, что побеждает животную плоть и приближает человека к Богу».

«Значит – это воля, – Ваня попытался обобщить пришедшие мысли. – Но как заставить ожить раздавленную волю?»

«Помоги, мама», – только эти слова могли сотворить чудо, но безобразные «ребята» с брёвнами тут же возникали перед мысленным взором и своими дубинами отгоняли прочь спасительные слова…

Сколько он пролежал так, избавленный от реки гнева, но не избавленный от воспоминаний о ней, сказать Ваня не мог. Но самое страшное было в том, что его затуманенное сознание стало забывать о фонарике. Мысль о фонарике и спасительных словах, зажигающих его, всё реже и реже появлялась на волнах его затухающего сознания.

«Ребята, давайте жить дружно», – как в бреду, повторял он одни и те же слова, хоть и понимал, что это совсем не те слова, которые ему следовало бы повторять.

«Ребята, давайте жить дружно!» – мысленно умолял он безобразных «ребят», размахивающих дубинками перед его носом, но они не обращали ни малейшего внимания на его просьбы и всё быстрее и быстрее работали своими орудиями.