Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III

— Ругать летчика, наверное, смысла нет, — пробурчал Вермана Сайбус, ударившись головой о штангу своего фиксатора.

— Сабик Велунд набрался от Шарроукина дурных привычек, но он по-прежнему наш лучший пилот, — ответил Тиро.

Сайбус склонился вперед, насколько позволяли фиксаторы, и сложил перед собой руки, словно в молитве.

Тиро знал, что за этим последует.

— Ты должен нас вести, — заявил Сайбус.

— Вермана, мы это уже обсуждали, — ответил Тиро. — Я не буду выглядеть в броне убедительно из-за кибернетики. Командовать должен ты. Я пойду во второй волне, вместе с Медузоном и его воинами.

Сайбус неприязненно осмотрел отсек.

— Меня не для такой войны создавали.

— Меня тоже, но с такой уж войной мы столкнулись. И мы либо будем сражаться, либо уйдем.

Сайбус дернулся назад, как будто Тиро его ударил.

— Железный Десятый кладет войнам конец, а не оставляет их незаконченными.

Тиро кивнул и поднял сжатый кулак.

— Наши враги — железо на наковальне.

— А мы — железо в руке, — закончил Сайбус и опять окинул взглядом отсек и собственную броню. — И все же мне не нравится… это.

Осмотрев доспехи Сайбуса, Тиро был вынужден согласиться. Помимо них в десантных фиксаторах сидело четырнадцать воинов-Железноруких, но все они вместо черного были облачены в позаимствованные сине-серебряные доспехи Двадцатого легиона.

— Мы используем броню врага, — произнес Сайбус, с отвращением взглянув на доспехи и плюнув на пол, как будто пытаясь очистить рот от самой этой идеи.

— Неприятно, согласен, — произнес фратер Таматика, проходя через трясущийся отсек и используя для поддержки руки серворанца, — но эффект полной внезапности — наша единственная возможность захватить платформу целой.

— И все же мне не нравится, что наши воины носят цвета другого легиона, — сказал Тиро.

Таматика ответил:

— Твоя реакция справедлива, но таковы уж трудности, которые ставит война перед теми, кто сражается на самом ее краю. Ты, по крайней мере, освобожден от этого бремени благодаря обширным аугментациям.

Железорожденный двинулся дальше, качаясь в ритме с мечущимся кораблем. У задней рампы, куда он направлялся, сидел на корточках, как тень гаргульи, Никона Шарроукин. Гвардеец Ворона не нуждался в ремнях и фиксаторах: он держал баланс с устойчивостью воина, находящегося в полной гармонии с собственным телом.

Серворуки Таматики вытянулись и подсоединились к механизму сбоку от рампы. Сразу после этого три лампочки на панели сменили цвет с красного на оранжевый.

По корабельному воксу раздался голос Сабика Велунда:

— Приближаемся к месту высадки. Выходим через девяносто секунд.

Тиро, Сайбус и остальные Железнорукие подняли украденные шлемы и закрепили их на горжетах. Долю секунды перед глазами Тиро все плыло: органы его чувств соединялись с сенсорами доспеха. Постепенно дисплей начал заполняться данными, и его окружили решетки целеискателя, иконки состояния, ориентирные маркеры и указатели задач.

— Мы пролетим один раз, низко и медленно, — сказал Таматика. — Затем приземлимся.

Грав-фиксаторы, удерживавшие переодетых Железноруких, вышли из зажимов, и одновременно начала опускаться задняя рампа. В корабль с ураганной силой ворвались обжигающие потоки черного дыма.

— По крайне мере, они в нас не стреляют, — прокричал Таматика сквозь грохот, наклоняясь к смоляным облакам. Вихри пыльного воздуха гуляли по всему отсеку.

— Мне кажется, я бы предпочел, чтоб стреляли! — ответил Тиро, вставая вместе с остальными Железнорукими.

«Грозовая птица» Шадрака Медузона, едва видимая за дымовой завесой, следовала за ними.

Ей не повезло получить модификации от Велунда и Таматики, и турбулентность доставляла кораблю куда больше проблем.

— Шестьдесят секунд.

Тиро и его Железнорукие повернулись к опущенной рампе.

— Хоть я и не с первой волной, земли я коснусь первым, уж не сомневайтесь, — сказал Тиро.

— Где Шарроукин? — спросил Сайбус.

Видимость отсутствовала, но Шарроукин пронзал мутную завесу тьмы и пепла, как турбопенетратор пронзает плоть. Он контролировал угол падения, крепко прижав руки по бокам и выпрямив ноги, а между тем внизу расцветал красно-оранжевый огненный шар.

Пройдя сквозь его внешние слои, он почувствовал запах прометия и фицилина. До земли оставалось немного: так говорили ему чувства, хотя доспехи того и не подтверждали. Обилие металла и излучений путали машинные сенсоры.

Очередной всполох огня с трудом осветил его доспехи и матово-черный игольный карабин, закрепленный на спине. На этот раз Шарроукин увидел источник пламени: конусообразную башню из скрепленных балок. Жар окатил его, но самой платформы еще не было видно.

Он достиг предельной скорости, и облака стремительно неслись мимо.

Они уже рассеивались, и становилась видна гигантская платформы Лерны Два-Двенадцать, уходившая во все стороны, как расплавившийся улей. Из парообразной смеси ядов и пепла поднимались стальные сталагмиты: очистительные сооружения и склады минералов, насосные башни и выхлопные отверстия, похожие на огромные воронки.

Двести метров.

Шарроукин видел движущиеся фигуры: тяжело шагающих гигантов, в которых он узнал боевые машины Механикум, снабженные строительными захватами, топливными насосами и подъемниками. Батальоны сервиторов в масках и автоматизированных механизмов сопровождали их, словно ккаая-то свита. Гусеничные заправщики катились по широким стальным магистралям.

Он окинул пространство взглядом охотника, а потом окинул его еще раз, теперь уже в поисках настоящих целей.

Сто метров.

Вот. У края платформы, где в тумане то и дело сверкали электростатические разряды от репульсорных полей.

Два воина, обладавшие трансчеловеческой массивностью, шли по подвесному мосту. Цвета Альфа-Легиона. Они ли от внешней веерообразной платформы, на которой покоился побитый «Огненный раптор». Кислотные дожди стерли с него почти всю краску, но символ гидры оставался нетронутым.

Пятьдесят метров.

Он крутанулся в воздухе, подтянув ноги к груди, чтобы изменить угол падения. Поверхность была близко, и случайные воздушные потоки пытались утянуть его то в одну сторону, то в другую. Сбить с курса не давали микроимпульсы из прыжкового ранца.

Десять метров.

Одна из целей подняла взгляд. Красные линзы тревожно вспыхнули.

— Поздно, — сказал Шарроукин, с едва слышным шелестом вынимая из ножен чернолезвийные мечи.

Пять метров.

Они разделились, но Шарроукин и не планировал атаковать обоих сразу. Воздух прорезали выпущенные навскидку масс-реактивные снаряды. Ни один даже близко не прошел.

Он врезался ступнями в шлем, и тот раскололся, как стеклянный. Еще одна активация прыжкового ранца — не настолько сильная, чтобы поднять его в воздух, нужная только, чтобы пережить приземление. Ворон вогнал тело в пол, оставив на палубе вмятину, и кувыркнулся в сторону.