Ник Кайм - Саламандры: Омнибус

— Есть жизненные показатели.

Тсу’ган увидел, что Претор на миг прикрыл глаза. Как будто с его плеч сняли груз.

— Сколько до него? — спросил он пилота.

— Примерно три минуты семнадцать секунд, господин.

— Верни нам нашего брата, Волкейн. Верни его в кузню.

— Во имя Вулкана.

— Во имя Вулкана, — ответил Претор, прерывая связь.

Повернувшись, он встретился взглядом с Тсу'ганом. Легкий кивок сержанта сказал Огненному Дракону все, что ему нужно было знать.

Эмек, по крайней мере, выжил. Когда его извлекли из спасительной капсулы, он лежал ничком в медиконтейнере, прикрепленный к полу, будто какой-то груз. Лицо апотекария и большая часть его левого бока сильно пострадали. Тсу'ган пожалел о том, как сказал Эмеку, что однажды тот сломается. Он не хотел, чтоб эти слова оказались пророческими.

Претор внимательно наблюдал за ним. Глаза сержанта, не скрытые шлемом, горели огнем, не уступая ярости самого Тсу'гана.

Так много смертей во имя чего-то столь бесплодного и преходящего… Месть — блюдо, которое не насыщает; она оставляет тебя холодным и пустым. Да, жажда мести все еще горела в Тсу'гане всепоглощающим пламенем. В тот момент она пылала в них всех.

Их боль получила имя. Тсу'ган знал это имя, и не было нужды его произносить. Повелители Ночи.

Сначала была жара,потом ощущение перемещения и необычайной невесомости, когда его тело ускорялось во влажном воздухе. Кожа покрывалась каплями горячего пота, превращавшегося в пар при каждом движении. Затем молниеносно следовала боль, сосредоточенная в иглах агонии, буравивших его лицо, возбуждая каждое нервное окончание. Действительность представлялась серией вспышек: свет, тьма, потом жар и следом краснота.

Потрясённый он опрокинулся на спину. От жёсткого падения в воздух взметнулось густое облако серого пепла. Кашляя, он пытался не задохнуться. Огонь, огонь в глазах. Хлопья золы залепляли их, вызывая зуд и жжение. Он пытался протереть их. Слышались приглушённые голоса, но разобрать что-либо было невозможно. Запах был сильным. Пахло…

Обжиганием.

Одно короткое мгновение ясности, и он понял, что это была его собственная плоть. Его пальцы…

Они не кажутся моими… они меньше и не такие сильные.

…были в каких-то миллиметрах от краёв его обуглившейся кожи, когда сильная рука схватила его.

— Не надо, — предупредил голос. Приглушённость ослабила настойчивость, которую он пытался передать. Голос был низким и глубоким. Он был наделён легко распознаваемыми элегантными интонациями, казавшимися абсолютно неподходящими.

— Что… что случилось?

Мой голос… странно, звучит как будто из глотки кого-то другого. Нет силы, нет резонанса.

— Сумеречные призраки, — ответил тот другой, он всё ещё не мог разглядеть его, глаза различали лишь размазанные пятна света и тепла, и как будто этого было достаточно, — Мы должны идти. Давай, поднимайся.

— Я ничего не вижу.

Такой малодушный, такой слабый и… и… смертный. Это не мой голос.

— Увидишь. Подожди чуть-чуть.

Сильные руки сжали его снова и, подхватив подмышки, рывком поставили его на ноги. Лёгкий ветерок оставлял на языке резкий привкус серы. Зрение постепенно возвращалось.

На горизонте возвышалась гора огня, её вершины, подававшие свой голос прямиком из глубины недр, окутывало пирокластическое облако.

Мне это знакомо. Я родился на…?

Перед ним простиралась бескрайняя пепельная равнина, серая словно могила, с разлетающимися как от кремированной кожи хлопьями пепла. Видневшаяся вдалеке гора, не обращавшая ни малейшего внимания на своих меньших братьев и сестёр, протянула свои кряжистые пальцы, чтобы поколебать алое небо. Облака раскалённого газа растекались по тверди небесной, словно пятна свежепролитой крови. Стекавшая по горному склону магма образовывала так походившие на вены огненные дорожки, скапливаясь в гигантском лавовом озере, отдалённом от горы на многие километры.

Пепел, горы, пламя — это было адское место, такое, куда для вечных мучений после смерти попадают грешники. Это был красный мир, исполненный лавовых рек и бритвенноострых скал, серных морей и ущелий, заполненный бушующим огнём. Мир был просто запредельным.

Одна нога сменяла другую.

Раньше я был сильнее…

Его ноги скорее двигались сами собой, нежели благодаря его усилиям. Они бежали, когда он вновь заговорил.

— Я умер?

Я переродился?

Другой повернулся к нему, черты его проявлялись из молочного тумана медленно восстанавливавшегося зрения. У него было иссеченное племенными шрамами лицо. Он был смуглым, в руке держал длинное копьё. Даже, несмотря на чешуйчатую шкуру, обмотанную вокруг его тела, и грубые сандалии на ногах, он выглядел диким, но в то же время благородным.

— Нет, Дак’ир, — произнёс он удивлённо, — Это Ноктюрн.

Дом…

Позади себя Дак’ируслышал медленно приближающееся жужжание и стрёкот турбин. Он не смел обернуться. Во время панического бегства удалось краем глаза разглядеть тёмные орудия и длинный гудящий двигатель. Нос заканчивался зазубренным шипом, борта были утыканы лезвиями, и он парил , будто бы сам воздух, вьющийся вокруг, поддерживал его. Металл смердел, влажный и горячий, оставлял за собой шлейф едких миазм. На платформах, расположенных с каждой из сторон его чёрного фюзеляжа, находились… демоны , чёрнокожие демоны.

Другой привёл его к узкой теснине, сбежать вниз по склону вулканической породы, петляя между пышущими паром гейзерами. Это было тяжело выполнить, даже пешком, даже налегке без брони или каких-либо приспособлений…

Я помню свою броню.

…однако гул турбины не отставал.

Сумеречные призраки были терпеливыми охотниками.

Я знаю их под другим именем.

Дак’ир слышал их пронзительные крики — жуткие сверхъестественные вопли, нараставшие в предвкушении убийства.

— За мной! — крикнул другой. Дак’ир на какое-то мгновение потерял его из виду в дыму, клубившемся над скалами. Он пытался не отставать, сердце безумно билось в его грудной клетке…

Почему у меня только одно?

…но другой был слишком быстрым. Он знал эту местность. Дак’ир чувствовал, что тоже должен был бы, но всё это казалось каким-то далёким воспоминанием, как будто не его собственным.

Стараясь не высовываться и чувствуя, резкие порывы ветра, вызванные вражеским огнём, Дак’ир перекатился через скальный выступ.

Оказавшись на той стороне, он обнаружил, что другой пропал. Он вошёл в густое облако дыма, поднимавшееся над одним из кратеров, и больше не появился. Дак’ир боролся со своим страхом, удерживал его в узде.

Но ведь я не должен знать страха…