Кристиан Данн - Силы Хаоса: Омнибус

Да, каждый шаг стоил крови. Каждый шаг на протяжении ста лет от строевого плаца Эфизии, через сожжение Геспасии и до этого места, где я в последний раз встречусь со своим врагом. Я в одиночестве, остальные имперские силы потерялись позади в кровавом клубке «Ока Гидры». Так что я встречусь с врагом один, но, возможно, так оно и должно быть.

Фокрон приходит в движение и делает выпад, столь стремительный и внезапный, что у меня нет шансов уклониться. Я вскидываю кулак, ощущая как доспех подстраивается под движения дряхлых мышц. Мой кулак встречает его удар со вспышкой света. Какую-то секунду его сила борется с моей, поля нашего оружия скрежещут друг о друга. Я вглядываюсь в его лицо, оно столь близко, что я могу различить узор из мелких и совсем крошечных чешуек на лицевом щитке. Патовая ситуация длится всего мгновение. За долю секунды до того, как он двигается, я стреляю из штурмболтера. Выстрел в упор попадает ему в грудь и опрокидывает на пол со звуком трескающегося керамита. Пока он пытается подняться, я поливаю его поверженное тело разрывными зарядами.

Делаю шаг ближе, и это ошибка. Раньше, чем я успеваю моргнуть, он оказывается на ногах и, вертясь, проносится мимо меня. Кончик меча скользит по моему левому локтю. Окутывающее кулак силовое поле исчезает, линии подачи питания рассечены с хирургической точностью. Я поворачиваюсь вслед за ним. Меч снова мелькает, с быстротой змеи нанося удар понизу. Острие вонзается мне под левое колено. На мгновение ногу пронзает боль, а затем она подкашивается. От удара разлетаются плитки. Враг исчез, сдвинувшись в слепое пятно позади меня. Я пытаюсь развернуться, системы наведения ищут цель. Он собирается убить меня, нанося за раз по одному удару. Несмотря на боль, я улыбаюсь. Альфа-Легион не просто убивает, они пускают кровь одиночными укусами, пока у тебя не останется никаких сомнений в их превосходстве. Но в этой гордыне их слабость.

Режущий удар рассекает локоть правой руки. Я даже не вижу, откуда он был нанесен. По алебастрово-белой броне бежит кровь, растекающаяся по разбитым плиткам. Правая рука бесполезно повисла, но, невзирая на боль, я продолжаю удерживать штурмболтер.

Он входит в поле зрения. В движениях легкомысленная медлительность. Он лишил меня силы, обездвижил и теперь, убивая, хочет заглянуть мне в глаза. Он останавливается на расстоянии двух шагов и смотрит зелеными глазами сверху вниз. Острие клинка поднимается на уровень глаза. Он переносит центр тяжести, готовясь вогнать меч мне в глазницу. Это смертельный удар и тот шанс, которого я ждал.

Я вскидываю левую руку ударом, который приходится ему под правое колено. У кулака больше нет силового поля, но это все равно бронированная перчатка, движимая искусственными мышцами. Удар попадает в цель, раздается сухой хруст расколотой брони и кости.

Фокрон падает, сжимающая оружие рука отклоняется в сторону. Я поднимаюсь на ноги, из последних сил сжимая штурмболтер. Нужно совсем немного. Мне надо всего лишь нажать на спуск. Выпущенные в упор разрывные заряды рвут его руку в клочья. Прежде, чем он успевает среагировать, я двигаюсь и высаживаю остаток магазина штурмболтера ему в левую руку.

Он барахтается в луже крови и кусков доспеха. Ставлю колено ему на грудь и хватаюсь левой рукой за рога на шлеме. Замки визжат и трещат, пока я сдираю шлем с головы. На какую-то секунду я ожидаю увидеть лицо чудовища, монстра, который меня породил и вынудил стать тем, кто я есть. Но под шлемом лишенное шрамов лицо космического десантника с резкими чертами, с него на меня смотрят темные глаза. Под левым глазом у него небольшая татуировка в виде орла, чернила выцвели до тускло-зеленого цвета.

Я поднимаю руку и снимаю шлем. В воздухе пахнет стрельбой и кровью.

— Фокрон, — говорю я. — За твою ересь и преступления против Империума человечества я приговариваю тебя к смерти. Он улыбается.

— Да, ты победил. Сегодня Фокрон умрет. На краю зрения происходит движение.

Я поднимаю глаза. Из углов комнаты за мной наблюдают фигуры. Они одеты в синие доспехи, часть из которых чиста и ничем не украшена, на некоторых вычеканены знаки змеи, а другие увешаны символами ложных богов. Они следят за мной светящимися зелеными глазами. Среди них человек обычного роста, завернувшийся в плащ с меховым воротником, его лицо скрыто за серебристой маской. В моей памяти мелькают образы человека в маске, стоявшего на фоне горящей Геспасии и появившегося во вспышках выстрелов на борту «Несокрушимой Мощи».

Человек делает шаг вперед. Его аугметическая правая рука сжимает иглометный пистолет с тонким стволом. Пока он идет ко мне, раздается пощелкивающее урчание шестеренок и пневматики. Фигура поднимает левую руку и снимает серебряную маску. Я смотрю на него. У него мое лицо.

Игольчатый дротик попадает инквизитору в левый глаз. Яд убивает его прежде, чем он успевает вздохнуть. Он медленно оседает, громада доспеха с грохотом бьется о плитки пола.

Мы двигаемся быстро. У нас всего несколько секунд, чтобы выполнить задачу, и мы не можем допустить ошибки. С тела инквизитора по частям снимают броню, фиксируя обнаруженные ранения. Пока мертвеца освобождают от доспеха, я снимаю собственную одежду и снаряжение. Раздеваюсь, пока здесь не оказываются двое почти одинаковых людей — один мертв и истекает кровью на полу, а другой стоит, пока его единокровные братья завершают свой труд. Моя аугметика и каждая деталь заново перелепленной плоти соответствуют человеку, который лежит на полу мертвым. Годы искусного изменения и подгонки плоти означают, что мой голос — это его голос, каждая моя привычка, каждое движение — все это его. Остались только раны, которые были аккуратно нанесены так, чтобы причинить боль, но не убить. Я не кричу, пока братья по Легиону режут меня, хотя это не менее больно, чем было для него — мертвеца, чье лицо я ношу. Раны — последний штрих. Моя кожа скрывается под скользкой от крови терминаторской броней, и между мной и мертвым инквизитором исчезают все различия. Мы едины, он и я.

Они забирают тело инквизитора. Оно сгорит в плазменной топке, чтобы стереть последние следы победы. Ибо это победа. Они уносят искалеченного брата, последним игравшего роль Фокрона. На его место приносят труп, его синяя броня изжевана зарядами болтера и смята ударами силового кулака. Лицо скрыто за рогатым шлемом, с плеч ниспадает мерцающий плащ. Это тело — окончательное доказательство, необходимое Империуму, чтобы поверить, что сегодня они одержали победу: мертвый Фокрон, сраженный своей немезидой. Сраженный мной. Империум будет считать этот день своим триумфом, но это ложь.

Фокрона никогда не было, его имя и история существовали лишь в представлении Империума и мании человека, чье место я занимаю. Фокрон существовал лишь для того, чтобы устроить эту финальную встречу. Его изображали многие из Легиона, играя эту роль, чтобы создать легенду, являвшуюся обманом. Я выйду из этой комнаты с победой, и моя слава умножится, а влияние и власть распространятся еще дальше. Десятилетия провокаций и подготовки вели к этому мигу перевоплощения, когда мы вручим Империуму победу и превратим ее в ложь. Это наша истина, средоточие нашей души, суть нашего ремесла. Мы — воины, не связанные узами правды, допущений и догм. Мы — отражение в вечном зеркале войны, непрерывно меняющееся, непостоянное и непобедимое. Мы служим лжи и властвуем над нею. Мы ее рабы, а она — наше оружие, способное победить любого врага, сокрушить любую крепость и принести одному воину победу над десятью тысячами. Я — тот, кто противостоит многим. Я — Альфа-Легион, и мы едины.