Кристиан Данн - Силы Хаоса: Омнибус

Дафан знал, что если кто-то из услышавших его крик, и усомнится, правда ли это, сомнение не должно помешать действию. Одной лишь вероятности того, что это может быть правда, должно оказаться достаточно, чтобы отбросить все повседневные дела. Каждый мужчина, у которого было оружие, должен вооружиться, а тот, у кого не было денег, чтобы купить мачете или лук, сделанный мастером, должен взять дубинку или вилы. В деревне было довольно мало денег — местные ремесленники должны были сами изготовлять почти все, что могло понадобиться жителям — но урожаи за пять из последних восьми лет были достаточно хороши, чтобы более богатые крестьяне могли продать излишки в Мансипе и Эльвеноре, и запас оружия в деревне отнюдь не ограничивался лопатами и кухонными ножами.

В разговорах деревенских мужчин, которые иногда подслушивал Дафан, упоминались слухи о том, что у Империума есть оружие, которое может стрелять молниями и жидким огнем. Говорили также, что имперские мастера в Калазендре разрабатывают рудники и строят заводы, чтобы производить более простое оружие, которое стреляет металлическими пулями и механические луки, которые стреляют снарядами, похожими на укороченные стрелы.

Каждый ребенок в Гульзакандре знал, что колесные металлические машины Империума могут двигаться быстрее лошади на скаку, но говорили также, что Империум обучает всадников, вооруженных копьями, и набирает на службу сукаров с дальнего юга, чтобы превратить их массивных вьючных локсодонтов в живые боевые машины. Из этого можно сделать вывод, насколько мог понять Дафан, что у Империума не так много оружия, которое стреляет молниями и жидким огнем, не слишком много и колесных машин, и возможностей их производить.

В этом случае, предполагал Дафан, с Империумом все же можно сражаться, даже тем примитивным оружием, которое было у охотников и крестьян. Может быть, Империум даже можно победить, если, конечно, в Гульзакандре наберется достаточно охотников и крестьян, чтобы заставить захватчиков израсходовать свои лучшие боеприпасы и вынудить их к отступлению.

— Империум! — кричал Дафан снова и снова, пробегая через площадь и по улице между двумя рядами довольно бедных домов, направляясь к хижинам, о жителях которых говорили, что их животные спят на более чистой соломе, чем они сами. Даже эти недостойные заслуживают того, чтобы быть предупрежденными об опасности. Даже те крестьяне, о которых говорят, что они слишком любят пиво, которое варят их жены, чтобы быть хорошими работниками, даже они будут сражаться со всей яростью, защищая свой дом.

К этому времени Дафан с радостью почувствовал, что его страх действительно обратился в гнев, и что волнение, наполняющее его кровь, было на три четверти яростным стремлением сражаться и лишь на одну — побуждением бежать.

— Вооружайтесь против Империума! — кричал он, и другие подхватили его крик: теперь Каборн и Релф увидели то же, что видел он.

Увы, инстинкты Дафана недолго могли поддерживать в нем храбрость, когда он увидел свою маленькую хижину и мать, спешившую встретить его. Другие люди звали его мать Орой, но для него она была просто мамой, и в ее присутствии одних слов было недостаточно, чтобы поддерживать ярость. В ее присутствии он всегда был ребенком, даже если бы он был сорокалетним стариком, а она сама каким-то чудом дожила бы до почтенного возраста в пятьдесят пять лет.

— Дафан! — воскликнула она. Она не пыталась сдержать слезы и превратить свой ужас в гнев. Она не спрашивала его правда ли это, потому что верила ему. Она слышала его, когда он был еще у кузницы, и уже думала, что делать дальше — но она была настроена бежать, а не сражаться.

— Мне нужен клинок! — закричал Дафан, но он уже знал, бесполезно было надеяться, что мать сможет найти клинок для него.

— Беги! — сказала она. — Беги к патеру Салтане. Ты должен помочь ему с детьми. Он знает, где их спрятать.

По крайней мере, у нее хватило ума — или вежливости — направить его на помощь детям, а не причислять к ним, но все же это не дело для настоящего мужчины.

— Я должен найти оружие, — выдохнул он, останавливаясь и переводя дыхание. — Надо защитить деревню.

— Мужчины будут защищать ее… как могут, — сказала она. — Но прежде всего надо защитить детей. Это самое важное. Иди к патеру Салтане — ему тоже нужна помощь мужчин. Иди!

Дафан не успел ответить, потому что за его плечом уже стоял Канак, староста деревни, спрашивая, что именно Дафан видел. Канак уже держал в руке клинок — пожалуй, единственный клинок в деревне, который можно было действительно назвать мечом. Хотя в деревне еще десяток мужчин претендовали на звание владельцев мечей, но они явно были слишком высокого мнения о своих мачете. Многие крестьяне носили ножи гораздо большего размера, чем было необходимо, чтобы резать хлеб и мясо, но столовый нож Дафана был слишком маленьким, с клинком не больше пальца, подходящим только для ребенка.

— Ясно видел шесть машин, — сказал Дафан, хотя «ясно» было преувеличением, — но там было еще много, их скрыло облако пыли. Пыли было столько, что там, наверное, не меньше двадцати машин, а может и больше тридцати. Они мчались быстрее, чем самая быстрая лошадь. В часе пути отсюда, а может быть и меньше. Эти холмы могут замедлить усталую лошадь, но для машин они не преграда.

Канаку больше не нужно было ничего знать, и не было времени благодарить Дафана за информацию. Он уже отвернулся, выкрикивая приказы, но дав несколько указаний своим товарищам-старейшинам, он снова обернулся, чтобы отдать приказ Дафану.

— Помоги Салтане! — сказал он. — Отведите детей в пещеру.

— Мне нужно оружие, — сказал Дафан.

— Лишнего не осталось, — бросил староста, уходя.

— Ты слышал, — сказала Ора. — Иди!

— А ты? — спросил Дафан, его голос снова стал тихим.

— У меня еще много работы.

Эту фразу она говорила тысячу раз или даже больше, но раньше она всегда имела в виду повседневную работу, которую обычно делали все деревенские женщины день за днем; работу, которая была необходима, чтобы поддерживать жизнь в деревне. Сегодня же Ора имела в виду, что она должна сделать все возможное, чтобы сохранить то, что можно сохранить, чтобы обеспечить жизнь после бедствия — если, конечно, после этого бедствия еще будет возможна жизнь.

Как и все остальные, она должна надеяться, что жизнь будет возможна — на что же иначе рассчитывать? — но должна понимать, что, может быть и нет…

Дафан бросился к дому патера Салтаны. Дети со всей деревни уже сбегались к дому священника, и впереди и позади него. Как и все жители, Дафан точно знал, сколько детей в деревне: двадцать семь. В это число не входили грудные младенцы, но входили малыши, которые лишь недавно научились ходить, и едва ли смогли бы бежать, не отставая от старших. Их придется нести; некоторых понесут 11-12-летние, некоторых мужчины — такие, как Дафан и патер Салтана, а некоторых незамужние женщины.