Стив Паркер - Сражения Космического Десанта

— Мы можем говорить о защите храма в присутствии моих братьев.

— Да, можем, когда придет время говорить о таких вещах. А пока прошу, удали их.

— Ты прошел обряд очищения из Чаши Толкований?

Вот какой вопрос задает она в тишине, которая настает после того, как мои братья вышли, а двери затворились.

Сосуд, о котором говорит настоятельница, оказывается большой чашей из черного металла, водруженной на невысокий пьедестал, похоже из золота. Она стоит у двустворчатых дверей, украшенных образами воинственных ангелов с цепными мечами и сжимающих болтеры святых.

Я признаюсь, что нет, не проходил.

— Тогда пойдем. — Она манит меня к чаше. Вода внутри отражает разукрашенный потолок и витражные окна наверху — буйство красок в жидком зеркале.

Сняв перчатки, Синдал опускает палец в воду.

— Эта вода трижды освящена, — произносит она, пальцем рисуя на лбу полумесяц. — Она дарует чистоту целей, когда вокруг лишь сомнения и потери.

— Я ничуть не потерян, — лгу я, и она улыбается в ответ.

— Я не имела в виду это, реклюзиарх. Но многие, пришедшие сюда, потеряли себя.

— Почему ты хочешь поговорить только со мной? Времени мало. Война докатится до этих стен всего через пару дней. Нужно подготовиться.

Синдал отвечает, уставившись вниз, в идеальное отражение в чаше:

— Эта базилика — настоящий бастион. Твердыня. Мы можем защищать ее неделями, когда враг наконец решит осадить ее.

— Ответь на вопрос! — На этот раз я не смог сдержать раздражение, даже если бы и хотел.

— Потому что ты не такой, как твои братья.

Я знаю, что когда она смотрит на мое лицо, то видит не меня, а посмертную маску Императора, шлем-череп реклюзиарха Астартес, багровые линзы Избранного. И все же, когда наши взгляды встречаются в отражении в воде, я не могу полностью побороть ощущение, что она видит именно меня под маской и броней.

Что старуха хочет сказать этими словами? Что чувствует мои сомнения? Неужели их, подобно поту, ощущают все, кто рядом со мной?

— Я ничем не отличаюсь от них.

— Отличаешься. Ты капеллан, разве нет? Реклюзиарх. Хранитель знаний, души, традиций и чистоты вашего ордена.

Мое сердце начинает биться медленнее. Мой ранг. Вот что она имеет в виду.

— Понимаю.

— Как я понимаю, капелланы Астартес облекаются властью самой Экклезиархией.

Ага. Синдал ищет общую почву. Удачи ей в этой бесполезной попытке. Она — воин Имперского Кредо и офицер в церкви Бога-Императора. Но я нет.

— Экклезиархия Терры подтверждает наши древние обряды, как и право всех глав Реклюзиума в ордене Адептус Астартес обучать воинов-священников вести за собой братьев в битву. Они не наделяют нас властью. Они признают, что у нас уже есть власть.

— Ты получил дар от Экклезиархии? Розариус?

— Да.

— Могу я посмотреть?

Те немногие Астартес, что удостаиваются вхождения в Реклюзиум, получают в дар медальон-розариус после успешного прохождения первых испытаний в братстве капелланов. Мой талисман был выкован из бронзы и красного железа в форме геральдического креста.

— Я больше не ношу его.

Она поднимает на меня взгляд, словно отражение шлема-черепа больше недостаточно четкое для нее.

— Почему?

— Он потерян. Уничтожен в битве.

— Это разве не темный знак?

— Я все еще жив спустя три года после его разрушения. Я все еще выполняю обязанности перед Императором и следую заветам Дорна. Так что не такой уж и темный знак.

Какое-то время она смотрит на меня. Я привык, что люди таращатся на меня в неловком молчании, привык к их попыткам смотреть украдкой. Но такой прямой взгляд — что-то новенькое, и понадобилось мгновение, чтобы понять почему.

— Ты оцениваешь меня.

— Да. Прошу, сними шлем.

— Скажи, зачем мне нужно это сделать. — В моем голосе нет раздражения, только любопытство. Я не ожидал, что она попросит об этом.

— Потому что я бы хотела видеть лицо человека, с которым разговариваю, и потому что хочу помазать тебя Водой Толкований.

Я мог бы отказаться. Конечно мог бы.

Но не делаю этого.

— Секунду, пожалуйста. — Я размыкаю печати и вдыхаю холодный воздух храма. Свежая вода передо мной. Пот беженцев. Обожженный керамит брони.

— У тебя красивые глаза, — говорит она мне. — Невинные, но внимательные. Глаза ребенка или мужчины, только что ставшего отцом. Смотришь на мир вокруг так, словно видишь в первый раз. Если ты не против, преклони колено. Мне не дотянуться.

Я не опускаюсь на колено. Она мне не сеньор, и унизить себя подобным образом — значит нарушить все приличия. Поэтому я склоняю голову, приближая свое лицо к ней. Когда она тянется ко мне, сочленения ее древней брони издают мягкое жужжание исправного механизма. Я чувствую, как кончик ее пальца рисует холодной водой крест у меня на лбу.

— Вот так, — произносит она, надевая перчатки. — Может, ты найдешь ответы, которые ищешь в этом доме Бога-Императора. Ты благословлен и можешь без вины ступать по священному полу внутреннего святилища.

Она уже двигается прочь, ее молочные глаза смотрят в сторону.

— Пойдем. Я хочу кое-что тебе показать.

Настоятельница ведет меня в центр зала, где на каменном столе лежит открытая книга. Четыре колонны из полированного мрамора поднимаются над столом, стремясь к потолку. На одной висит изорванное знамя, не похожее на все, что я видел прежде.

— Смотри.

— Что это? А, первый архив.

Она указывает на свисающие с шестов страницы из потертой ткани. Каждый когда-то белый, а теперь серый лист демонстрирует список имен, выполненный выцветшими чернилами.

Имена, профессии, мужчины, женщины, дети…

— Это первые колонисты.

— Да, реклюзиарх.

— Основатели Хельсрича. Это их патент?

— Да. В то время, когда великий улей был всего лишь деревушкой на берегу океана Темпест. Именно эти мужчины и женщины заложили храм.

Я приближаю к гудящему стазисному полю, защищающему древний документ, облаченную в перчатку руку. Пергамент, должно быть, был редкостью и роскошью для первых колонистов, судя по тому, что джунгли находились очень далеко отсюда. Вот почему они писали свои достижения на полотняной бумаге.

Тысячи лет назад имперские земледельцы ходили здесь по пепельной почве и заложили первый камень того, что превратится в величайшую базилику, вместилище чаяний целого города. Их дела помнятся даже спустя тысячелетия, и все могут видеть следы этих дел.

— Ты кажешься задумчивым, — говорит она мне.

— Что это за книга?

— Журнал судна под названием «Стойкость Истины». Это был грузовой корабль с колонистами, который привез их в Хельсрич. Эти четыре колонны являются генератором пустотного щита, который защищает фолиант. Это главный алтарь. Именно здесь, среди самых драгоценных реликвий, проводятся службы.