Дэн Абнетт - Ересь Хоруса: Омнибус. Том I

С замирающим сердцем Нагасена смотрит на лежащего рядом Кая Зулана.

Этот человек мертв, но на его лице выражение такого покоя, что Нагасена почти завидует ему. Лицо Кая безмятежно, морщины боли, забот и тревог разгладились, и Нагасене кажется, что астропат намного моложе, чем указано в его биометрическом досье.

Глаза Кая открыты, они поражают глубиной своего фиолетового цвета. В древние времена такой цвет глаз указывал на человека непревзойденного величия.

— Твой путь окончен, Кай Зулан, — говорит Нагасена и осторожным движением закрывает ему глаза.

Рядом с ним на колени опускается Роксанна Кастана, и Нагасена прикрывает лицо ладонями.

— Мой глаз закрыт, — говорит она, и Нагасена поднимает взгляд.

— Почему? — спрашивает он, зная, что суть вопроса ей понятна.

— Он был моим другом, — сквозь слезы говорит Роксанна.

Прежде чем она сумела договорить, воины Дома Кастана поднимают ее на ноги.

— Ждите, — приказывает она, и в ее голосе такая сталь, что они подчиняются.

— Эта истина была настолько ужасна? — спрашивает Нагасена.

— Я не знаю того, что знал он, — отвечает Роксанна.

— Я тебе верю, но они будут настойчиво тебя расспрашивать и вряд ли будут к тебе добры.

Роксанна поживает плечами.

— Я ничего не смогу им рассказать. Что бы ни было ему известно, это знание пропало безвозвратно.

— Но что же он говорил тебе? — умоляет Нагасена.

— Он сказал, что порой победа состоит лишь в том, чтобы не дать противнику выиграть.

В этот момент к ним приближается Элиана Кастана, и Роксанна находит в себе силы встретить ее неодобрительный взгляд с вызывающим и высокомерным видом.

— Ты опозорила нас, — говорит Элиана Кастана. — Патриарх Вердучина сильно разочарован. Ты навлекла бесчестье на наш Дом.

Роксанна ничего не отвечает, и воины Дома Кастана уводят девушку. Нагасена провожает ее взглядом, испытывая сожаление и печаль, понимая, что ее ждет весьма неопределенное будущее. Она член Навис Нобилите, и, что бы дальше с ней ни случилось, Империум всегда найдет способ использовать ее способности.

В сопровождении Максима Головко подходит Рогал Дорн, и Нагасена почтительно кланяется, не забыв снять ладонь с рукояти Шудзики. Лицо лорда Дорна непроницаемо, словно обветренная скала.

— Все напрасно, Йасу Нагасена? — спрашивает лорд Дорн, кивая на тело Кая Зулана. — Что произошло здесь сегодня?

У Нагасены для него имеется только один ответ.

— Сегодня здесь погибла истина.

— Возможно, это и к лучшему, — говорит Дорн.

Нагасена качает головой.

— Я не могу в это поверить. Разве все мы не служим Имперской Истине? Если мы не постигли истину, то что же мы создаем? Империум должен хранить истину в своем сердце, иначе не стоит тратить сил на его создание.

— Будь осторожнее в своих словах, Нагасена, — предостерегает Дорн, и в его голосе звучит неприкрытая угроза.

— Я давно уже поклялся, что не произнесу ни слова лжи, — говорит Нагасена. — Даже вам, мой господин.

Дорн кладет закованную в броню руку на его плечо, и на мгновение Нагасене кажется, что сейчас и его принесут в жертву на алтарь нерешенных вопросов. Но лорд Дорн не собирается его убивать.

— Ты честный человек, Йасу Нагасена, а честные люди мне пригодятся.

Нагасена снова кланяется.

— Всегда к вашим услугам.

— В таком случае, есть еще одно задание, которое я попрошу тебя выполнить.

— Назовите его, — говорит Нагасена, мысленно отмечая честь, которую оказывает ему лорд Дорн, представляя приказ в виде просьбы.

— Генерал Головко утверждает, что недосчитался одного мятежника, — говорит Дорн.

Нагасена сразу же догадывается, кто это может быть.

— Это Лунный Волк, — вмешивается Головко. — Его тела здесь нет.

— Точно, — соглашается Дорн. — Я бы не хотел, чтобы на Терре оставался кто-то из приверженцев Хоруса Луперкаля.

— Я отыщу его, — говорит Нагасена. — Но это будет моя последняя охота.

Примарх кивает и снова переводит взгляд на Кая Зулана.

— Что же ты узнал? — вслух вопрошает Дорн, и в его голосе Нагасена слышит то, чего никак не может ожидать от такого великолепного воина: неуверенность. — Главный принцип обороны, Йасу, понять, от чего придется защищаться, и я боюсь, что этот человек мог бы помочь мне понять…

— Понять что? — спрашивает Нагасена, когда Дорн умолкает.

— Я еще не знаю, — отвечает Дорн. — Но этот день унизил каждого из нас.

Примарх поворачивается и уходит, а у Нагасены по спине пробегает холодок, который не имеет ничего общего со сквозняками, сочащимися из разбитых окон и сорванной крыши храма.

«Чего же ты боишься? — задает себе вопрос Нагасена. — Чего ты боишься на самом деле?»

Серебристый цилиндр загудел, возвещая об окончании инкубационного периода. Из заполненного протеиновым раствором резервуара протянулись многочисленные провода и трубки, заключенные в терморегулирующую оболочку и подающие внутрь питательный раствор. В лаборатории холодно, свет приглушен. Здесь проводилась секретная работа, результат которой неясен.

Экранированные и изолированные кабели соединяют серебристый цилиндр с тремя прозрачными стеклянными капсулами, в каждой из которых содержится бесформенный фрагмент мягкой плоти фиолетового цвета. Из этих странных органов торчат тонкие иглы и генетические датчики, и пока идет расшифровка информации, заложенной в каждом зародыше, плоть пульсирует, словно сердце младенца.

За процессом ведется наблюдение при помощи обширного набора оборудования. Проводимая операция была чрезвычайно сложной, требующей безупречной последовательности этапов, каждый из которых следовало провести с абсолютной точностью, чтобы хоть немного приблизиться к возможному успеху.

Наконец на верхней поверхности серебристого цилиндра, словно драгоценные камни, зажглись четыре выпуклые лампы, и все они по очереди засияли зеленым светом. Прозвенел мелодичный сигнал, из боковой решетки поднялось облачко пара, и подача питательной жидкости была перекрыта.

Определить подлинность этого органа способна была еще одна лаборатория Терры, расположенная в глубине мира и защищенная надежнее любых других объектов. Сложность этого биологического чуда не мог постичь ни один смертный генетик, а повторить процесс его создания могла только одна личность.

— Получилось? — спросил Гхота.

— Да, сын мой, — торжествующе ответил Бабу Дхакал. — Получилось.

Йасу Нагасена стоял у окна квадратной башни на северо-восточном краю горного поместья, а холодный ветер дул ему в лицо. Построенный на склоне горы Хол Оел особняк уже пять десятилетий был его домом, и воспоминания кружились вокруг охотника, словно беспокойные призраки. В башне стенали скорбные ветра из далёких уголков мира, каждым порывом принося рокочущий гул голосов миллиардов переселенцев и страх целой планеты. Горы словно столпились на этом континенте и плечом к плечу подобно упрямым великанам тянулись к небу. Лучи солнца озаряли их золотым приливом, сверкая на открытых склонах и полевых шпатах. Горы прощались с Йасу, позволяя ему в последний раз взглянуть на своё величие. Из этого окна открывался вид на корону мира — Дворец. Из этого окна он смотрел на триумфальные процессии и возведение укреплений. А вокруг стен раскинулся Город Просителей — когда-то место паломничества, а теперь трущобы, забитые людьми, тщетно пытающимися найти защиту.