Дэн Абнетт - Ересь Хоруса: Омнибус. Том I

В небольшой камере раздавался тихий скрежет стамески, тайком вынесенной из забоя. Реквай сидел в углу и обтесывал кусок шлака, постепенно придавая форму своему последнему творению. Заложив руки за голову, Корвус с закрытыми глазами лежал на тонком матрасе и слушал старика. С того дня, как он явил себя этим людям, миновало всего два года, на протяжении которых он скрывался в тюремных блоках, за это время его тело выросло и сейчас соответствовало мальчику лет двенадцати. Реквай был последним в череде заключенных диссидентов и протестующих против строя интеллигентов, которые узнали о существовании Корвуса и согласились обучить странного ребенка всему, что знали про общество, политику и историю.

Обо всем этом Корвус не имел ни малейшего понятия. Его технические познания были огромными и включали в себя величайшие научные достижения человечества. Корвус мог распознать молекулярную структуру стен, двери и кровати. Он знал все о биологических процессах, вызывающих рост катаракт на глазах у Реквая. Старик отклонил искреннее предложение Корвуса убрать их хирургическим путем, мотивировав отказ тем, что это вызовет у стражей подозрения.

Но, несмотря на невероятный объем познаний, Корвус почти ничего не знал о людях. Казалось, будто его обучение завершилось прежде, чем ему поведали этот урок, лишив знаний о тонкостях человеческой природы. Он стал чистым листом, ждущим, когда его заполнит нужная информация. Он понимал, что очень наивен в этом отношении, и его первый наставник Манрус Колсаис быстро исчерпал собственные знания человеческой натуры. Так началось тайное обучение Корвуса в недрах тюрьмы-шахты, которая, как он узнал, называлась Ликей.

— Так пришел конец третьей Фацианской династии, — говорил Реквай. Вокруг старого рассказчика в воздухе плавала каменная крошка; оседая, она оставляла на уложенной на полу плитке серый слой пыли. Руки продолжали орудовать стамеской, казалось, независимо от белесых глаз, прикованных к точке возле тусклой светосферы в потолке. — История первых поселений началась с узурпации Неортана Чандрапакса. Среди колонистов даже проводились специальные лотереи, так велико было желание оставить задымленные города и загрязненные моря Киавара. В определенном смысле это первый раз за семь столетий хоть как-то напоминало демократию. Невзирая на социальное положение, каждая семья имела равный шанс войти в состав экипажа строящихся челнов-ковчегов. Естественно, правящая верхушка была не совсем уж глупой, и офицерами могли стать только особы знатного происхождения. Главами новых колоний предстояло быть представителям старых родов, сеть Коллегии никуда не делась, а рабочий класс эксплуатировался точно так же, как и прежде.

— Кто-то идет, — сказал Корвус, услышав сквозь стены характерный стук ботинок и шум открывшихся в дальнем конце коридора дверей. — Внезапная проверка!

— Быстро, парень, ты знаешь, что делать, — сказал Реквай, с поразительной энергией вскочив на ноги.

Корвус скатился с койки, пока Реквай ногой разметывал следы своего увлечения. Старик засунул стамеску и кусок шлака в карман, пришитый к нижней части матраса, а Корвус отодвинул старое жестяное ведро, которое служило уборной. Он услышал лязг замков, и мгновением позже запоры на дверях камер поднялись с ржавым визгом. Их дверь распахнулась наружу, открыв ярко освещенный коридор, и грохот ботинок зазвучал уже явственнее.

— Мне не нужно прятаться. — Корвус замер, так и не отодвинув плиту, под которой скрывался лаз, выдолбленный им в каменной породе под тюремным блоком. — Я слышу только шестерых. Я легко с ними разберусь.

— Ох, уверен, что разберешься, — насупился Реквай. — Но где шесть, там и шесть тысяч. Думаешь, ты справишься с ними всеми?

— Могу попробовать, — парировал Корвус.

— Пока нет, парень, — сказал Реквай. — Пока не поймешь, ради чего стоит бороться. Я уже говорил, что ты обладаешь даром, но он может стать проклятием. Если ты убьешь человека, то лишь по веским причинам. Это должно что-то значить.

Корвус вздохнул и скользнул в темное пространство под полом. Задвинув плиту обратно, он принялся шарить во тьме в поисках спичек и огарка свечи. На самом деле мальчик не нуждался в них — сквозь щели вокруг плиты проникало достаточно света, чтобы он прекрасно видел, — но Реквай дал их, чтобы Корвусу было уютнее, и поэтому он чувствовал, что обязан ими пользоваться.

Наконец свеча зажглась, ее свет отразился от резных работ Реквая, которые Корвус аккуратно выставил на узкой полке вдоль лаза. Здесь находились самые разные звери и птицы, некоторые представляли собой законченные творения, другие же были выполнены лишь в виде головы или морды. Они казались гротескными пародиями на существ, изображения которых хранились в мозгу Корвуса, но Реквай заверил его, что они существовали на самом деле — мутировавшие создания, которые обитали в слизевых заводях, кислотных гротах и бескрайних ферментных топях Киавара.

Корвуса необычайно интересовал этот мир. Пару раз ему приходилось видеть его сквозь армоплексовые окна транспортных галерей, он походил на красно-синий глаз, злобно взирающий на Ликей. Манрус объяснил ему, что Ликей был луной-тюрьмой, которая вращалась вокруг Киавара. Первых заключенных сослали сюда многие столетия назад за выступления против коронации Четвертой династии. Позже здесь открыли залежи полезных ископаемых, и власти начали обвинять в инакомыслии и отправлять на пожизненную каторгу все большее количество людей.

Корвус понимал смысл сказанного, даже когда Манрус облекал слова в недвусмысленные выражения, будто заключение по политическим мотивам было аморальным. Устранение противников казалось Корвусу вполне логичным шагом, особенно если их приставить к полезной работе. Но вот чего он не мог взять в толк, так это осуждение целых семей. При желании Корвус сумел бы оправдать заключение первых подстрекателей и демагогов, ведь они распространяли антиправительственные взгляды. И в то же время он не мог понять затянувшегося интернирования тех, кто родился и вырос в шахтах.

Жители Ликея больше не считались заключенными, они превратились в колонистов, жизнь которых протекала в душной искусственной атмосфере энергетических куполов и шахт. Ведь ребенка нельзя обвинить в мятеже?

Манрус осторожно объяснил ему, что Ликей являлся тюрьмой лишь по названию. На самом деле он стал планетой рабов, которые должны были обеспечивать ресурсами гигантские мануфактории лежащего под ними мира. Это рассердило Корвуса, в особенности после того, как Манрус поведал ему, что всю прибыль от производства получает пара сотен членов техногильдий, потомков древних Коллегий. Манрус считал такое положение дел в корне несправедливым, и Корвус не мог не согласиться с ним.