Дэн Абнетт - Ересь Хоруса: Омнибус. Том I

Мерсади заглянула за дверь спаленки, возле которой они стояли. Она очень хотела бы набраться смелости и поверить, как верил Кирилл.

— Итератор, не говорите глупостей. Я рада, что вы со мной связались. Я думала… Я думала, что Малогарст или Маггард вас убили.

— Маггард был очень близок к этому, — сказал Зиндерманн. — Но святая спасла нас.

— Она спасла вас? — удивилась Мерсади. — Как?

— Я точно не знаю, но это выглядело примерно так же, как в третьем зале Архива. В ней была сила Императора. Мерсади, я видел это так ясно, как сейчас вижу тебя! Как бы я хотел, чтобы ты тоже это видела!

— И я бы этого хотела, — неожиданно для себя искренне ответила Мерсади.

Она вошла в спальню и посмотрела на неподвижное тело Эуфратии Киилер, лежащее на узкой кровати. Любой, кто ее увидел бы, решил, что она просто спит. Маленькая комната выглядела тесной и грязной, а рядом с кроватью было расстелено тонкое одеяло.

Через небольшой иллюминатор падал мерцающий звездный свет. Иллюминатор был большой редкостью для нижних палуб огромного корабля. Мерсади поняла, что кто-то с радостью отдал эту привилегию святой и ее спутнику.

Даже здесь, в темных и затхлых отсеках, вера процветала.

— Я бы хотела поверить, — сказала Мерсади, наблюдая, как ритмично поднимается и опускается грудь Эуфратии.

— А ты не веришь? — спросил Зиндерманн.

— Не знаю, — призналась она, качнув головой. — Скажите, почему я должна верить? Что вам дает вера, Кирилл?

Он улыбнулся и взял ее за руку.

— Она дает нечто, за что я могу держаться. На корабле есть люди, которые хотели бы ее убить… и я как-то, только не спрашивай, как именно, понял, что должен ее спасти.

— Разве вам не страшно? — снова спросила она.

— Страшно? — переспросил он. — Я еще никогда в жизни не был так перепуган, моя милая, но у меня есть надежда, что Император заботится обо мне. Это дает мне силы и волю преодолевать страх.

— Вы замечательный человек, Кирилл.

— Я вовсе не замечательный, Мерсади, — сказал он, покачивая головой. — Просто мне повезло. Я видел, что сделала святая, так что вера легко пришла ко мне. Ты не видела ничего, так что тебе придется труднее. Ты должна просто принять тот факт, что Император действует через Эуфратию, но ведь ты не веришь, не так ли?

Мерсади отвернулась от Зиндерманна, высвободила свою ладонь из его пальцев и посмотрела сквозь иллюминатор в темноту космоса.

— Нет. Я не могу. Пока еще не могу.

Белая полоска света мелькнула в темноте, словно падающая звезда.

— Что это? — спросила Мерсади. Зиндерманн склонился к иллюминатору, чтобы лучше видеть.

Несмотря на очевидные признаки истощения, старик-итератор излучал прежнюю силу, которую раньше Мерсади принимала как должное, и она не удержалась, чтобы не моргнуть, запечатлевая в ячейке памяти решимость и смелость в выражении его лица.

— Десантные капсулы, — сказал Зиндерманн, указав на сверкающую серебряную каплю, недвижно висящую в бархатной тьме космоса рядом с голубоватой кромкой атмосферы Истваана III. От капли к поверхности планеты устремлялись крохотные искорки.

— Я думаю, что это «Андрониус», флагманский корабль Фулгрима, — добавил Зиндерманн. — Похоже, началось вторжение, о котором мы столько слышали. Представь, как было бы здорово, если бы мы могли за ним наблюдать…

Но тут Эуфратия застонала, и атака на Истваан III была мгновенно забыта. Итератор и Мерсади одновременно шагнули к кровати и присели на краешек. Мерсади наблюдала, каким заботливым жестом Зиндерманн промокнул испарину со лба Эуфратии. Кожа ее была такой чистой, что, казалось, светилась изнутри.

На краткий миг Мерсади поняла, почему люди смогли посчитать Эуфратию святой: ее тела, такого бледного и хрупкого, окружающий мир совершенно не касался. Мерсади знала Эуфратию — бесстрашную женщину, которая никогда не боялась высказывать свои мысли и нарушала любые правила ради потрясающих пиктов, которые прославили ее как летописца. Но теперь она стала совсем другой.

— Она приходит в себя? — спросила Мерсади.

— Нет, — печально ответил Зиндерманн. — Она порой произносит какие-нибудь звуки, но никогда не открывает глаза. Так жаль! Порой я могу поклясться, что она вот-вот очнется, но затем она снова погружается в это состояние, и кто знает, что творится в ее голове.

Мерсади вздохнула и снова посмотрела в космос. Сотни сияющих огоньков неслись в сторону Истваана III.

Затем корабль стал отдаляться от планеты.

— Локен… — прошептала она.

Город Хорал был великолепен.

Он являл собой шедевр зодчества, светлый и просторный, такой гармоничный, что Питер Эгон Момус умолял Воителя штурмовать его как можно бережнее. Город был построен за целое тысячелетие до того, как Империум присягнул на верность Императору, а теперь его проспектам и улицам предстояло превратиться в поля кровавых сражений.

И Хорал до сих пор оставался городом богов, словно и не был никогда приведен к Согласию.

Дворец Регента — головокружительное сооружение из сверкающих мраморных плит и арок, отражающих солнце, — разворачивался к небу, словно гигантская орхидея, и особняки из полированного гранита в богатых городских кварталах толпились вокруг, как преданные поклонники. Момус называл город гимном власти и славе, символом божественного права, которое вскоре воцарится на Истваане.

Вдали от дворца и архитектурных красот центра раскинулись многоэтажные жилые комплексы. Бесчисленные мосты и путепроводы из стекла и стали пролегли над широкими зелеными бульварами и кварталами, где проживала большая часть горожан.

Промышленный район взбирался на восточный склон горного хребта, и дым высоких труб сигнализировал о готовности многочисленных оружейных фабрик обеспечить всем необходимым армию планеты. Война дышала в затылок, и каждый истваанец готовился принять участие в сражениях.

Но никакие красоты Хорала не могли сравниться с Храмом Искушения.

Даже роскошь дворца не могла затмить великолепие Храма Искушения, а его высокие массивные стены доминировали над всем городом. Грандиозный комплекс зданий своей массивностью подавлял все постройки вокруг, и священные башни Храма Искушения могли соперничать даже с покрытыми снегом горными вершинами. Облака царапали брюхо о шпили мавзолеев, стены которых были украшены монументальными скульптурными композициями, рассказывающими о легендарном прошлом Истваана.

А легенды гласили, что Истваан своей песней пробудил мир к жизни, и эту музыку до сих пор могут слышать Девы Битвы. Из музыки Истваана родились бесчисленные дети, которые и населяли мир в ранние века. Так же возникли день и ночь, океан и горы, тысячи легенд, дыхание которых каждое мгновение слышится в городе Хорал.