Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус

Ла'Нон снова остановился и начал рыдать. Это продолжалось несколько минут. Он не знал точно, ни почему происходят эти приступы рыданий, ни почему так внезапно заканчиваются. Он просто пережидал, пока они пройдут. Это стало происходить с того дня, как он проснулся и обнаружил пересаженную конечность. Именно она разделила его, отделила функции тела от разума. В конечном итоге, как это всегда происходило, мучительные рыдания закончились, и он продолжил идти к поверхности. Ручейки слез оставили потеки на его грязных щеках. Он заметил этот узор, когда поймал свое собственное отражение в огромном куске стекла, выломанного из окна. Он представлял собой жалкое зрелище. Роба, которую он некогда носил в должности младшего функционера касты земли, была заменена на порванное обмундирование, снятое с мертвого крута. От прежней одежды остались только сломанные куски его ожерелья, собранные в кармане, единственное, что напоминало о его должности. Его худое лицо было бледным, плоть свисала с черепа, словно плохо сидящая маска из пергамента. Огромная рука качалась туда-сюда, она была тяжелой от мышц, дергающейся и горячей на ощупь. Ла'Нон, не задержав на ней свое внимание, отвернулся от чужеродной плоти. Места, где она была имплантирована, под поверхностью кожи пузырились и шипели. Он голыми ногами прошелся по осколкам стекла и ничего не почувствовал. Не торопясь, он надавил весом всего тела, но опять не почувствовал боли. Собираясь в лужицы между пальцами, пошла кровь, но ощущений так и не появилось. Так что он продолжил идти. Вверх. И подальше.

Колония была подобна плоду киттика с дерева, пораженного червями-бурильщиками. Грубо сплюснутый у полюсов, с комковатой поверхностью, внутри астероид был весь изгрызен пересекающимися туннелями и пустотами. Фабрики и кислородные заводы, деревья и жилые отсеки, места для упражнений, тренировок и отдыха — дом для сотни тысяч тау… Или, по крайней мере, когда-то был им.

Ла'Нон прилетел, когда колония была открытой и дрейфовала на дальнем краю системы Таш'Вар. Ему нравилось жить здесь, пока не пришла буря.

Он мало что помнил. Позднее он по фрагментам восстановил историю. Варп-шторм, внезапный и ужасный, поглотил колонию и унес, выплюнув где-то в другой части космоса, будто не переваренную еду. Очень далеко от дома. Очень далеко от Тау.

И там, когда они были одинокими и потерянными, пришел странный гуе'ла, человек с множеством устройств, причиняющих боль, и армией уродцев. С захватчиками пришло безумие, это было великим откровением для тау.

Как давно это было? Дни тому назад? Годы? Ла'Нон потерял ощущение времени и вспоминал древнюю мудрость, которая гласила: "Будьте способны распознать первый камень, который мостит дорогу к безумию". Возможно, когда и если он достигнет внешних ярусов, возможно, когда он снова увидит темные небеса, впервые с тех пор…

сколько бы там не прошло, тогда он поймет. Так много вещей гонят его вперед.

Гнездо обезумевших веспидов, которое блокировало ему дорогу к продовольственным кладовкам. Искалеченный и полумертвый крут, которого ему пришлось убить сломанным стулом. Существо, которое когда-то было женщиной касты воздуха, но на самом деле оказалась просто сосудом плоти и крови. Она отняла большую часть его времени. Разговаривая с ним, стараясь подружиться. Когда чужеродная конечность вбила и размозжила ее голову о каменную стену, Ла'Нон отстранено смотрел, все еще пытаясь найти понимание.

Теперь колония была местом смерти и разложения. Выжившие от ужасающих экспериментов гуе'ла отбрасывались на погибель, изгонялись в мрачные коридоры влачить жалкое существование или умирать от рук тех, кто избежал его скальпелей, или от рук других жертв. Долгое время Ла'Нон жил в страхе, что его снова поймают, что он снова будет испытывать раскаленную добела боль и бесконечную агонию. Его рука — его здоровая рука — легла на горло при воспоминании о том, как он тогда кричал. Когда это произошло, голос снова зашептал ему в ухо. Он догнал его.

Он снова рассказывал ему ту же самую историю. Голосу нравилась это история, сильно нравилась. Это единственное разумное объяснение, которое он мог придумать, почему бесконечно повторяется один и тот же разговор, одни и те же картинки. Голос рассказывал Ла'Нону о другом тау, которого звали Ла'Нон, у которого была пара и маленькое, но комфортное жилище. Которого уважали за его рабочую этику, хотя он и не был выдающейся личностью. О тау, который был хорошим мужем спокойной жене и заботливым отцом единственного сорванца, который был столь шаловлив, как и все дети. Этот другой Ла'Нон — который явно не был им, потому что он запомнил бы, если у него была жена и сын — потерял все, что было важно, когда пришел великий шторм и разрушил его жилище на части. Голос заканчивал историю и начинал ее рассказывать заново. Он никогда не уставал.

Ла'Нон начал кричать и биться головой о палубу. Теперь голос снова ушел. Возможно, разговаривать с другими. С теми, кому, возможно, история про другого Ла'Нона нравилась больше. Ощущая головокружение и стирая кровь, он снова двинулся дальше, с радостью принимая тишину.

Он съел что-то, что напоминало какой-то овощ, а в темном углу коридора он нашел загнивающий пучок растительности, после чего отхлебнул застоявшейся воды из переполненной сферы для купаний в рухнувшем жилом отсеке. Ла'Нон медленно последовал по фонарям-указателям по длинной рампе, которая словно волчок уходила вверх. Легкий захват гравитационных генераторов, энергия все еще проистекала из мощного термоядерного реактора в ядре колонии, позволил ему идти по внутренней окружности коридора-трубы. Эта технология позволяла тау использовать каждую толику пространства астероида для жизни и работы.

Хотя теперь и не для жизни. Вместо этого колония стала трупом, и все, что населяет внутренности — животные и хищники. Ла'Нон был таким же, личинкой внутри мертвой плоти. Ни живым, ни тем, кем он привык быть. Не таким, как другой Ла'Нон, о котором говорил голос в голове.

Но он примирился с этим. Понимание принесло ему удовлетворение, если это вообще можно было так назвать. Прежде Ла'Нон боялся потерять разум, к этому вело безумие и агония конечности. Хотя сейчас его разум уже немного прочистился.

Он снова станет нормальным. Да. Это же очевидно. Только так, покуда все остальное сошло с ума. Как только он увидит ночь снаружи, он будет в этом уверен. Последняя толика сомнений исчезнет. Если бы ему только найти покой, найти способ прекратить боль, тогда это его удовлетворит.

Часами, или днями, или даже годами позднее тау очутился у корабельных врат. Чужеродная конечность царапала стены, когда он шел вдоль них, стучала зеленоватыми костяшками пальцев по треснутым овальным иллюминаторам. А сейчас Ла'Нон нашел то, к чему стремился. Люк, диафрагменный люк из прочного металлического сплава, каждый промасленный лепесток которого был сжат и закрыт. Он не помнил последовательность нажатий для открытия, но его здоровая рука помнила и набрала ее на скрытой клавиатуре в стене.