Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус

И солнце взошло, едва раздались горькие слова. Нет, не солнце. Нечто иное, нечто ярче звёзд. Лучезарная сила.

Это ощутили все. Эндемор первым упал на колено и склонил голову. За ним последовали Деккел и остальные, лишь я и Ганон продолжали смотреть на сияющего воина, внезапно появившегося здесь , на краю кратера.

Почему ты не веришь, Ганон? — я слышал голос повсюду, словно слова возникали из воздуха. — Ты потерял так много, что больше не веришь ни во что, кроме себя?

— Я… — сержант тоже застыл от шока. — Я верю в мой орден. В моего примарха, моего Императора… моих братьев.

Это было невозможно. Мой разум кричал, что должно быть это иллюзия, но он был здесь. Сангвинор. Мы говорили о нём, и он ответил…

Сверкающий воин посмотрел на меня. Его шлем был безупречным образом Великого Сангвиния, прекрасным, выкованным из золота и адамантия. Столь же великолепными были его доспехи и огромные металлические крылья за спиной, любой ремесленник при виде его величия зарыдал бы от восторга. В одной руке он сжимал украшенный драгоценностями Красный Грааль, сияющий внутренним светом, а в другой пылал Обагрённый Клинок, поющий ветрам о грядущих битвах.

Я ощутил мимолётное прикосновение, похожее на первые лучи солнца, похожее на руку отца на плече сына. Охватившее меня в жестоких битвах уныние исчезло, сердце наполнилось гордостью и праведным пылом. Я не знал, откуда это пришло: в прошлые месяцы я чувствовал, как мою душу разъедает печальная правда этой войны. Как и Ганон, я знал — и ожидал — только смерть.

Верьте, братья, — сказал голос, и Сангвинор поднял меч. Я ощутил, как под ногами задрожала земля. Дрожь была предвестником атаки изводивших нас бурильщиков, но в этот раз она была сильней, шум нарастал, пока землю покрывали широкие трещины.

Исполинский зверь-тиран выбирался из густой, топкой глины, хватая когтями воздух, а вокруг его копыт текла река низших подвидов-воинов. Чужаки собирались с силами, чтобы истребить нас и покончить с жизнью на Скилосе. Я чувствовал это всем сердцем. Это был конец.

Верьте, — сказал Сангвинор, протягивая руку, чтобы провести по знаку ордена на груди сержанта и дать ему благословение. — Следуйте за мной к славе.

Ганон повернулся к нам, и я увидел в его глазах новую решимость. Полное отсутствие сомнений, раскалённый клинок знания. Я увидел веру , и думаю, что он видел её и во мне.

Мы вырвались из воронки словно красные кометы из стали и керамита и ворвались в рой ксеносов. Я пробивал свой путь через легион ликторов и равенеров, потеряв счёт времени, снаряды закончились, болтер стал покрасневшей от крови дубиной. Я помню, как с мечом в руках прорывался сквозь орду монстров, не чувствуя боли. Он сделал нас мстительными ангелами, всех до единого.

Я видел, как Сангвинор покончил с тираном ударом, срубившим голову старшего зверя с толстой шеи. Этот удар привёл чудовищ в смятение, и, хотя тогда мы этого не знали, это было начало конца вторжения тиранидов на Скилос.

Последний раз я видел Сангвинора, когда его золотые перчатки крушили гротескный вытянутый череп зоантропа, ихор умирающего зверя брызгал на доспехи, но не марал их.

Наконец, наступило затишье, и лишь дюжина воинов осталась на равнине, залитой кровью, заваленной трупами.

Дюжина, кроме одного.

Ганон был мёртв, его руки погрузились во вскрытую цепным мечом грудь карнифекса. Он и зверь убили друг друга, но клыкастая, слюнявая пасть тиранида распахнулась в звериной агонии, а сержант казался… спокойным.

С тех пор я больше не видел золотого ангела никогда.

Но я верю . И продолжаю следовать за ним к славе.

Много времени прошло с тех пор, когда я убивал лишь врагов. Слишком много. Для любого воина это мучительное бремя, но я никогда не предаюсь праздности. Уже десятилетия прошли с тех пор, как я ступил на кровавый путь, направив свои таланты на убийство собственных братьев. И сюда, в эту пепельную пустошь меня привёл мрачный долг. Гаменлина, мир-библиариум. Сожжённый дотла служителями Архиврага, стремившимися захватить знания, заключённые в его инфохранилищах и пергаментах, что лежали в архивах. Огромные здания, теснящиеся друг к другу, словно фолианты на слишком узких полках, напоминали мне о соборах и реклюзиамах святого Ваала.

Но они почернели в огне войны, превратились в изборождённые развалины. Угольно-чёрная земля казалась картиной, нарисованной в тенях художниками самой смерти. Я зачерпнул рукой горстку серой кирпичной пыли и смотрел, как она утекает сквозь пальцы, пока на ладони не остались лишь чьи-то зубы. Я печально улыбнулся, кивая своим мыслям. Подходящее место для последнего боя ангелов, кладбище, достойное их костей.

Я смотрел вниз со своего наблюдательного пункта. В далёком полумраке вспыхивали огни и гремели последние выстрелы этой войны. Я собирался, готовясь к неизбежному.

Эта война ещё не началась, когда я направился на Гаменлину. Её жители ещё не поддались искушениям тёмных сил, когда я садился на корабль. Да, такая уверенность требовала невероятного предвидения, но я знал, что здесь начнётся война, а моих братьев призовут, чтобы покончить с ней. Я всегда знаю. Это благословение и одно из самых страшных моих проклятий. Заблудшие взывают ко мне через холодную пустоту космоса и время, моля избавить их души.

Отсюда, из жалких развалин зала Верховного Оракула, я чувствовал смрад проклятой крови в тех, кто был внизу. Их осталось пять. Другие умерли, пали в битве, прорубаясь через доходящие до поясницы горы трупов. Когда я впервые ступил на кровавый путь, то думал, даже надеялся, что все проклятые погибают в битвах, что мне не нужно будет приносить им покой. Каким же я был наивным. Некоторые всегда выживают. Что во вселенной может устоять против гнева ужасных, прирождённых убийц, если не я? Я прикоснулся рукой к челюсти, чувствуя удлинённые клыки над скривившимися губами. Я не смотрел на себя почти сто лет, но знал, что моя кожа бела, словно у мертвеца, а глаза кажутся чёрными угольками. Ради победы над зверями, ради исполнения долга мои тело и душа сами стали ночным кошмаром.

Но я не один. Даже без святого болтера, даже вдали от своих братьев-воинов я никогда не иду на войну один. Со мной Топор Палача. Незамысловатое имя для незамысловатой задачи. Оружие, созданное лишь с одной целью. Оно выковано в самом жарком пламени и закалено древней кровью, его рукоять так же тверда, как и моя решимость, а лезвие так же смертоносно, как и моя ярость. Я выпрямляюсь и сжимаю рукоять, внизу угасают вспышки выстрелов.