Энди Смайли - Адептус Астартес: Омнибус. Том I

Сарпедон рванулся вперед. Это отчаянное движение подходило больше для обычной потасовки, чем для смертельного поединка. Всем весом Испивающий Души обрушился на Рейнеза, обхватив его корпус руками и передними ногами.

— Что ты натворил, Рейнез? — прорычал Сарпедон.

— Иктин обещал, что мне предоставится возможность тебя убить, — сдавленно ответил пытающийся вырваться Рейнез, — ничего лучше он предложить не мог.

Иктин — враг! Именно он — источник всех этих страданий.

— Значит, убью его следующим, — огрызнулся Рейнез.

Сарпедон поднял Рейнеза и швырнул вниз, вложив в бросок всю свою силу. Багровый Кулак рухнул с ужасным грохотом, и был тут же отброшен очередью Салка за одно из окружающих часовню разрушенных зданий.

Паства продвигалась по деревне. Бегство из Залов Искупления пережило около двадцати из них, в два раза больше, чем насчитывало отделение Салка. Сарпедон узнал Испивающих Души, которых звал братьями. Они оказались словно потеряны, лишившись офицеров. Их принял Иктин, и Сарпедон был благодарен капеллану за то, что он готов был дать им духовное наставление. Но Иктин искажал их, преобразуя чувство потери в нечто иное, в преданность самому себе. Именно поэтому они шли за Иктином, а не за Сарпедоном. Магистру ордена приходилось сталкиваться со многими результатами своих ошибок как лидера, но ни один из них не ранил его столь глубоко, как вид Паствы, движущейся по деревне с явным намерением отправить отделение Салка в забытие.

Бойцы Салка терпели поражение. Их окружили превосходящие силы противника. Салк показался из — за укрытия, сразил одного из Паствы, но был сразу же отброшен назад несколькими попаданиями, вызвавшими целый веер кровавых брызг. Сарпедон почувствовал, как в груди сжимаются оба сердца, а из тела ушло, сменившись мертвенным холодом, все тепло.

Библиарий спрыгнул с церкви в центр деревни. Он приземлился в середине наступающей Паствы. Лица тех, кого он знал множество лет, еще со времен до первой Войны ордена, обратились к нему и видели перед собой лишь врага. Сарпедон более не видел в них ни братства, ни надежды, ни принципов, которые заставили их сойти с пути прежнего ордена. Он был врагом для них, они были врагами для него. Внезапно, все стало выглядеть просто.

Сарпедон узнал в ближайшем Испивающем Души брата Скарфинала, бойца отделения Гивриллиана. Гивриллиан был ближайшим доверенным лицом и лучшим другом Сарпедона, погибшим на безымянной планете от рук князя демонов Ве'Мета. В Скарфинале не осталось больше ничего от отделения Гивриллиана. Его глаза были пустыми, а ствол болтера без колебаний развернулся в сторону Сарпедона.

Одним превратившимся в смазанную сверкающую дугу взмахом Сарпедон снес голову Скарфинала с плеч. Топор Меркаэно прошел сквозь шею космодесантника так легко, что кровь еще не начала течь, когда голова коснулась пола.

В Сарпедоне проснулось что — то темное и исполненное гордости, пережиток прежнего ордена. Любовь к кровопролитию, экстаз битвы. Иногда эти запрятанные в глубинах разума чувства могли быть полезными, и Сарпедон со странным ощущением облегчения позволил жажде крови охватить себя.

Он бессвязно взревел от гнева и с головой ушел в резню.

«Фаланга» была построена задолго до наступления Эры Империума, но как бы давно это ни происходило, основной задачей судна было обеспечить выживание. Любой высадившийся на огромный корабль враг обнаруживал, что попал в западню извилистых коридоров меж индустриальных зон и вспомогательных отсеков, расположенных прямо под обшивкой и отделенных от более уязвимых областей корабля сотнями автоматических шлюзов и целых секций внешней палубы, на которых можно было одним щелчком переключателя создать глубокий вакуум.

Врагу, находящемуся на «Фаланге» в данный момент, не пришлось преодолевать все препятствия. Он попал непосредственно вглубь судна, потоком прошел сквозь похожие на пещеры ангары челноков и выплеснулся в жилые отсеки, залив кровью системы погрузки. «Фаланга» ничего не могла противопоставить демоническим захватчикам.

Эта задача ложилась на плечи Адептус Астартес.

Магистр ордена Владимир стоял на пороге Сигизмунда Тактика и осматривал полуторакилометровой ширины поле битвы, охватывающее казарменную палубу. То было уязвимое сердце «Фаланги», область, через которую захватчики могли безнаказанно пройти от потерянных причалов правого борта до двигателей и реакторов. С одной стороны поля битвы находился Горн Веков, за которым лежали лабиринты технических отсеков и линий подачи энергии и хладагентов. С другой стороны располагался Мемориал мира Ринна, кольцо из гранитных плит, на которых были высечены имена Багровых Кулаков, павших в позорном сражении, во время которого был почти разрушен их крепость-монастырь. За мемориалом находились стальные катакомбы, тесные, освещаемые пламенем свечей помещения, где в настенных нишах покоились кости многих поколений членов команды. Кабельные палубы и катакомбы замедлили бы продвижение захватчиков и направили бы их в простирающиеся перед Владимиром открытые области казарм, часовен и посвященных героям алтарей.

— Я их чую, — сказал за спиной Владимира вышедший из Сигизмунда Тактика капитан Лисандр, — враг близко.

— Конечно, чуешь, — отозвался Владимир, — интересно, удастся ли когда — нибудь избавить мой корабль от вони варпа.

— Борганор занял позицию в Горне Веков, — продолжил Лисандр, — Левкронт с Девятой будут удерживать Мемориал.

— Все остальные возьмут на себя центр, — закончил Владимир, — Его можно удержать?

— Наши Третья и Пятая смогут удержать что угодно, — ответил Лисандр.

— Ты понимаешь, что ставкой будет твоя жизнь?

— Жизни всех нас, магистр ордена. Если прорвут эту линию, погибнет вся «Фаланга».

— Скажи, капитан. Это плохо, что я мечтал об этом дне? — Владимир вытащил из ножен на поясе Клыки Дорна — парные силовые мечи с широкими лезвиями и рукоятями из поблескивающего черного камня, — что я опускался на колени у алтарей Дорна и молил о том, чтобы однажды сойтись с таким врагом в сражении, которое решит, будет ли мой орден жить во славе, или обречен на позор и покаяние? Я просил Императора отправить меня в такую битву, лицом к лицу, ни шагу назад, чтобы поставить на карту все что есть. Плохо ли то, что мне даже несколько радостно?

— Каждый из нас видит в битве что — то свое, — ответил Лисандр, — возможно, бой — это зеркало, в котором мы видим свое отражение. Передо мной встает мрачное дело, которое будет сделано, нечто уродливое и грубое, но это зло необходимо для выживания нашего рода. Ты видишь что — то другое.