Энди Смайли - Адептус Астартес: Омнибус. Том I

Эканус проследил за ним.

— Дайте Космическому Волку подсчитывать убийства. Твое и твоих братьев представление о чести больше соответствует варварству захолустных дикарей.

Лицо Торольфа смягчилось.

— Это не из-за славы. Каждая отметка служит напоминанием о наказании, которое мне предстоит, когда это закончится.

— Это никогда не кончится, Волк. Я стал чемпионом на двух их адских игрищах, только чтобы оказаться здесь, в начале нового кошмара.

— В смерти, брат, в смерти все закончится.

— Хм, — фыркнул Эканус. — Возможно, мы с тобой будем сражаться следующими.

— Возможно, — мягко ответил Торольф. — Эльдары получают большое удовольствие, наблюдая за тем, как арена разрывает узы братства.

— Рамиил?

Торольф кивнул.

— Я убил его. — Он встретил кровожадный взгляд Экануса. Брови Темного Ангела изогнулись от гнева. — Не бойся, брат, если мы протянем достаточно долго на этом проклятом турнире, тогда, вне всякого сомнения, мы сразимся друг с другом. У тебя будет шанс восстановить честь Рамиила… — Торольф сел на пол и закрыл глаза, — но пока нам вполне хватит ксеносов и отвратительных мутантов, чтобы затупить свои клинки.

Скрежет шестеренок и грохот рычагов цепной передачи разбудили Торольфа. Он мог задействовать каталептический узел, позволив части своего мозга отключиться, в то время как другая оставалась бы активной. Но в действительности ему был нужен полноценный отдых. Перенесенные за последнее время нагрузки на тело были ничем в сравнении с тем, что пришлось выдержать его разуму. Он приподнялся и сел, когда медные двери со скрипом открылись. Вошла гибкая фигура, симметрия ее длинных, изогнутых конечностей и безукоризненная грудь противоречили вертикальной решетке, заменяющей лицо. Торольф остался на месте, когда вошли двое ее сородичей и встали по бокам от нее. Они оба сильно горбились, грудная мускулатура была развита до такой степени, что угрожала сломать им спины. Их отвратительные тела покрывала нездорового цвета кожа с порами, из которых вытекали смертоносные токсины. Тем не менее, по стандартам большинства культур у них были красивые лица.

— Встань, — прошипела команду женщина через решетчатое лицо.

Слово проскрипело в воздухе, одновременно искаженно и отчетливо. Если бы не ухо Лимана, которое отфильтровало резкость звука, он бы ворвался в череп Торольфа, как ленточная пила. Когда это случилось, космодесантник почувствовал влагу на щеках — из ушей сочилась кровь. Он встал, не отрывая взгляда от извращенного уродства женщины, и подождал, пока горбуны вышли вперед и заковали его кисти в тяжелые цепи.

— За мной, — женщина резко повернулась, ее увитые шипами волосы рассекли воздух, когда она вышла.

Торольф заскрипел зубами, борясь с тошнотой, вызванной ее голосом, и позволил горбунам вывести себя из камеры.

Коридор вонял смертью. На полях сражений Торольф сталкивался с запахом почти каждой вообразимой смерти: едкая вонь нечистот, смешавшихся с костями, когда разрывные снаряды рвали людей на куски; резкий запах лазерных лучей, пронзающих плоть; удушающий смрад прометия, который сжигал людей дотла и испарял воздух, которым они дышали. Но запах смерти в коридоре был намного более мерзким, чем любая погибель, которую солдат мог принести врагу. В воздухе чувствовалась развращенность, смерть, причиненная палачами ради наслаждения. Торольф изо всех сил старался не вдыхать воздух слишком глубоко, вонь многочисленных токсинов подавляла его усиленные чувства. Здесь, в глубинах изобретенного чужими ада, ты умирал долго, когда тщательно продуманные пытки ломали твой дух, а гниение и разложение уничтожали тело. Смерть в этом месте не была средством достижения победы в войне, ее приемлемой частью. Здесь убивали ради самой смерти.

Горбуны повели Торольфа по извивающемуся коридору из тусклого металла и гладкого камня, освещенного мерзкими лицами, которые свисали с потолка, наподобие фонарей. Глаза и рты отбрасывали тусклый свет на панели коридора. Каждый раз, как его вели из камеры, Торольф пытался сориентироваться. Он пытался запомнить последовательность поворотов в коридоре, подсчитывая фонари, потом запоминая вид других камер, которые они проходили. Но это было бесполезно, каждый раз коридор выглядел иначе, поворачивая в другом направлении. Его было так же невозможно понять, как космодесантнику отвергнуть сотню лет тренировок и инстинкт, который заставлял его продолжать попытки.

У подножья металлического спуска женщина повернулась и приказала остановиться.

Торольф подчинился, а горбуны прошли вперед и сняли цепи.

— Иди, — женщина указала на рампу вытянутой рукой, которая заканчивалась ножеподобными пальцами.

Торольф устремил взгляд вперед и начал подниматься по скату. Поверхность, которая поначалу казалась гладкой и безликой, была покрыта замысловатым узором и текстом, вырезанными на металле с мастерством, которое, по мнению Торольфа, было не подвластно лучшим ремесленникам его ордена. По выемкам между символами текла кровь, вычерчивая зловещий контур вокруг них. Торольф почувствовал, как ускорился его пульс, когда понял, что арена, на которую он собирался взойти, была более значимой, чем те, на которых он сражался прежде. На вершине рампы Торольфа встретила громадная круглая металлическая дверь, через которую могли проехать бок о бок два священных «Лэндрейдера» ордена. Он стал ждать.

С шипением круглая дверь открылась, ее похожие на лепестки сегменты разделились, открыв такие же массивные ворота с шипами. Хлынул свет, и Торольф вынужден был прикрыть глаза, пока они не привыкли. Затем раздался шум, оглушительная какофония насмешливых голосов, призывающих Торольфа к битве.

— В темных и забытых краях скрываются враги Императора. Будь непоколебимым. Ты получил его дары, чтобы суметь войти в эти места и очистить их. — Торольф позволил мантре замедлить биение двух его сердец и снять напряжение в плечах.

Ворота сильно задрожали, когда невидимые машины подняли их внутрь сводчатого потолка. Торольф сделал глубокий вдох и шагнул вперед. Кто бы его ни ждал, он принесет ему прощение Императора.

Торольф шагнул на арену, стальную платформу, покрытую крупным, острым гравием, где его встретил взрыв шума толпы. Космодесантник проигнорировал их, благодарный жару трех солнц планеты, опаливших его. Колизей был намного больше тех, на которых он сражался. Ярусные галереи окружали арену, поднимаясь в небо кровавого цвета. Даже улучшенные глаза Торольфа могли разглядеть не более чем размытые очертания. Толпу от гладиаторов ничто не отделяло, позволяя немногим избранным быть забрызганными кровью бойца, когда его плоть вспарывал клинок противника. Между каждым рядом сидящих зрителей из земли торчал железный шест, на конец которого была насажена голова убитого гладиатора.