Дэн Абнетт - Ересь Хоруса: Омнибус. Том II

Внизу не было места для замахов, и единственный путь наверх вел через плоть, рожденную варпом. Однако же, если червей вели инстинкты, то новый враг оказался разумным, целеустремленным и вооруженным — но при этом слишком разъяренным и многочисленным, поэтому демоны также не могли показать всё, на что способны, в лихорадочном ближнем бою. Они слишком жаждали крови Железных Рук, и в этом была ошибка нерожденных. Вместо жизненной влаги легионеров демоны проливали свою извращенную пародию на неё, расплескивая ихор по доспехам воинов, шаг за шагом идущих через врагов, никогда не отступая — одна выпотрошенная тварь валилась на другую, а космодесантники продолжали двигаться, постоянно вперед, постоянно вверх.

Постоянно убивая.

А потом они вышли на поверхность, и капитан позволил себе на миг насладиться достижением первой цели. Теперь Дурун снова мог планировать наперед, и он осмотрел новое поле боя.

Он увидел монумент, сияющую издевку над разумом высотой в сотни метров.

Он увидел каменное солнце в бесконечной пустоте.

Он увидел небо, заполненное летучими демонами.

Некоторые из них сражались с воинами Лацерта и Гвардейцами Ворона. Битва напоминала волнение моря в бурю, поскольку бойцы с обеих сторон то и дело взлетали с земли, падали вниз и поднимались снова. Большая часть крылатых чудовищ спешила прочь от поселения, выделывая коленца в воздухе и шумно веселясь, словно направляясь к месту какого-то невообразимого триумфа.

Он увидел изуродованных мертвецов.

Железные Руки поднялись на поверхность из провала, открывшегося у основания холма, на котором стояла первая из лож. Повсюду лежали тела колонистов и космодесантников, и среди них нашлось особенное оскорбление. В центре того, что было полом строения, разместили искореженные обломки «Поборников», так, чтобы куски металла напоминали по форме монумент. На железной башне висело растянутое, насаженное на острые края тело легионера, которое походило на изодранное, окровавленное пугало. Дурун узнал в мертвеце Гальбу — капитан стоял, глядя на отсеченную голову Антона, испытывая ярость при виде измывательств над погибшим. Аттик добавил это изуверство к списку преступлений врага.

Что-то шевельнулось в глубинах сознания капитана. Нечто, почти окончательно заморенное Дуруном, почти задушенное и рассеченное. Человеческая эмоция, порыв, рожденный отзывчивостью и сопереживанием. Пытаясь воскреснуть, это чувство становилось более определенным.

Аттик ощущал вину и сожаление.

От этого не было никакой пользы. Подобные эмоции являлись роскошью, непозволительной в бою, и воплощением слабости. Капитан задул дрожащий огонёк и повернулся, чтобы встретить лицом к лицу истинного врага, за тенью которого он охотился со времен Хамартии.

Он увидел, как демон шагает по плато, через языки пламени, дымящиеся развалины юрт и обломки машин. Он услышал, как тысяча бесформенных глоток скандирует имя чудовища.

МАДАИЛ! МАДАИЛ! МАДАИЛ!

Высоко воздев посох и хохоча от удовольствия, демон дирижировал адской симфонией. С каждым взмахом его рук могучий поток чудовищ по дуге уносился вдаль, следуя жестам повелителя. Мадаил направлял своих пеших воинов туда же, куда улетали демоны небес.

Затем он замер, хотя стаи меньших созданий продолжали бежать мимо ног господина. Оставаясь на прежнем месте, у ворот, Мадаил обернулся, и глаза на груди смерили капитана взглядом. Разинув пасть, гигант вздохнул с омерзительным наслаждением.

— Аххххххххххтик. Ну, наконец-то. Добро пожаловать на наше буйное представление. Присоединишься ли ты к нам? Празднество окажется неполным без такого зрителя.

Взмахнув рукой, демон призвал из толпы десятки младших сородичей и бросил их в атаку на Железных Рук.

— Сражайтесь неотступно, — наставлял Мадаил, — сражайтесь достойно. Заслужите право узреть мое искусство.

Отвернувшись, он вновь направил было процессию из поселения — но тут же остановился, удивленно склонив голову. Свет, источаемый монументом, мигнул на мгновение. Какое-то воздействие кратко, но отчетливо прервало поток болезнетворного излучения, и сквозь эту трещинку в хаосе просочился голос Дарраса по вокс-каналу. В быстром и четком сообщении сержанта прозвучало подтверждение прежней уверенности Аттика: Ридия Эрефрен была ключом. У астропатессы был ключ. Суть войны упростилась, но Дурун сомневался, что услышал голос надежды. Он умолк уже давно, и 111-й клановой роте уже не суждено вновь познать это чувство. Впрочем, теперь у них появилось нечто более реальное: цель.

— Вперед, легионеры! — воскликнул Аттик. — Прорубайтесь через неприятелей! Оружие, способное покарать врагов, неподалеку, и Железные Руки сожмут его в несокрушимой хватке!

И космодесантники атаковали. Они потеряли многих братьев на долгом пути к поверхности. Из роты, насчитывавшей тысячу воинов, осталось лишь несколько десятков потрепанных легионеров, в доспехах, скользких от поганой крови, покрытых следами от ударов клинков и струй кислоты. Неся на себе эти раны, легионеры всё равно ринулись бой с яростью даже более великой, чем внутри купола. Железные Руки были машиной, обретшей чёткую цель, и это превратило их в неудержимую силу.

Демоны, бежавшие навстречу легионерам, напоминали змей и насекомых, людей и быков. Их тела были вытянутыми до предела, за которым казалось, что враги состоят лишь из хвостов, голов, конечностей и жал. Их длинные ноги, сочлененные, как у жуков, выглядели по-человечески элегантными, а двигались существа с омерзительной грацией. Во времена, предшествующие нынешнему безумию, Аттик из вежливости высидел целиком одно из представлений летописцев, столь любимых III легионом, и сейчас видел перед собой отголоски того балета. Демоны танцевали, силой собственного искусства проносясь над землей со скоростью выпадов рапиры. Они пели друг другу, сплетая песнь сирен из мелодий и диссонансов, красоты и разложения. Хитросплетения музыки рассекали реальность, она призывала разум пуститься в пляс и искажала тело. Дурун чувствовал, как песня пытается влиться в него, хочет, чтобы кости капитана обратились в воду, а плоть — в стекло.

Его плоть.

В этом и состояла ошибка демонов — твари пели, не зная, сколь далеки от человечности создания, что противостоят им. Аттик никогда не видел величия в искусстве, и, странствуя всё дальше по пути машины, со временем начал воспринимать мелодии с отстраненной холодностью прозектора. Капитан отверг песню и все её потуги; в теле Дуруна для них не нашлось зацепок.

А потом он врезался в демонов, широко взмахивая цепным топором параллельно земле. Пройдя по дуге, оружие легионера за один раз отсекло четыре конечности, сбоку и перед ним. Аттик растерзал танец и убил песню, вырвав яростные вопли из глоток своих жертв. За ним последовали остальные воины роты, машина уничтожения, крушащая неприятелей. Ни один из боевых братьев не был так же сильно изменен, как Дурун, но, если песня и ранила их, Железные Руки не подавали виду. Наступление даже не замедлилось — они рубили чудовищ, сражали их, топтали мерзость ногами. Капитан услышал, как завывание демонов стихает, уступая место хрусту костей.