Генрих - Отпуск на всю жизнь

Ухожу. Спать пора, и я уже давно в постели, а время пол-первого. Этому телу надо спать часов восемь-девять, ещё одно ограничение. Но надо привести мысли в порядок и кое-что для себя обдумать и решить.

Первый этап вхождения в социум можно зачесть. В семье я своё законное место заняла. Дальше школа, где я особых трудностей пока не вижу. Главная проблема – Дана. Прибить бы её, оставив память, как справочник, и дело бы с концом. Но последствия не предсказуемы. Мы с ней, как сиамские близнецы, умрёт один, второй его ненадолго переживёт. Опять-таки, скучно будет.

И я поняла, в чём дело. И раньше об этом знала, но почувствовать вот так, на своей шкуре не доводилось. Люди неимоверно плодовиты, женщины могут понести раз в месяц, нашей расе такие возможности и не снились. И как всегда, возможности сопровождаются сложностями. Фантастически высокий гормональный уровень, причём слабо контролируемый. Вот в чём я чуть не утонула. Даже уважать Дану стала, она не справляется, её всё время заносит, но как-то выжила и с ума не сошла. И даже девственность не потеряла.

Вот откуда иррациональная ревность к мачехе и все остальные закидоны, абсолютно необъяснимые с позиции разума и логики.

Утром встаю поздно. Когда меня попыталась разбудить Эльвира, удалось её пристыдить, спасибо Данапедии. Нашла там очередной анекдот, – вряд ли сама Дана его помнит, – и зарядила Эльвире.

– Дана, тебе посуду мыть, а это тяжело, когда она засохнет…

– Эльвир, ну так замочи её. И ты понимаешь, что человек, который может разбудить сладко спящего, способен, вообще, на любую подлость? Народная мудрость, никуда не денешься, – последние слова добавляю для смягчения, а то какое-то лицо у неё стало растерянное.

– Тебе ведь всё равно надо привыкать, в школу надо рано собираться.

– У меня вчера тяжёлый день был, – отворачиваюсь и сразу отключаюсь часа на полтора.

Выспалась, но ещё полусонная бреду на кухню завтракать. Мачеха тут же варит мне овсянку, которую я поедаю с неожиданным для самой себя удовольствием. И ещё что-то меня удивляет. Думаю об этом, намывая посуду. Вот тоже удивительно, как после завтрака семьи всего из трёх человек может набраться столько грязной посуды.

– Смажь руки кремом, а то руки будут грубеть и сохнуть, – мачеха протягивает мне тюбик с нарисованной на нём изящной женской ручкой. И когда растираю руки, понимаю, что меня изумляет. Эльвира всё время отирается рядом и до меня доходит, почему. Ей очень скучно оставаться одной дома, а тут вдруг злобная падчерица, как по волшебству, становится лапочкой. Есть с кем приятно провести время.

Вот и пришлось мне заниматься учёбой в общей комнате. Сама инициативу проявляю, устраиваюсь прямо на полу, обложившись учебниками и картами. Начинаю с географии, мне надо знать о мире, в который я попала, как можно больше и подробнее. Эльвира не мешает, устроилась на диване и раскладывает пасьянс. Ей не обязательно постоянно чирикать, главное, чтобы кто-то хотя бы дышал и возился рядом.

Через полтора часа закрываю учебник, переворачиваюсь на спину и, раскинув руки, тяжко вздыхаю.

– Как велик мир.

На мои слова Эльвира произносит какую-то непонятную фразу.

– Хау биг, чего? – недоумённо таращусь на неё.

– Плохи твои дела, Дана, – Эльвира продолжает метать карты и говорит, не глядя на меня, – Я перевела на английский твою фразу, но, по-моему, ты даже не распознала английскую речь.

Не распознала, факт. Ныряю в Данапедию, нахожу какие-то обрывки, довольно жалкого объёма. Причём надо учесть, что сама Дана вряд ли сможет вспомнить хотя бы половину того, что нашла я.

– Да, с английским полный швах, – соглашаюсь я, глядя на люстру, – И что делать?

– Как что? Соберём все учебники за школьный курс и проштудируем.

– Ты шутишь так, что ли? – мне аж скулы сводит от такой мрачной перспективы, – Нет, я так не согласна. Мне нужен суперинтенсивный курс, чтобы я быстро вникла.

– Разговорную речь можно быстро освоить, – мачеха смотрит на меня, мелькание карт останавливается.

До разговорной речи не доходит, не сегодня. До обеда закрепляю знания по географии. После обеда штудирую биологию. Точные науки оставлю на закуску, с ними буду работать по утрам до обеда. И барскую привычку спать до девяти часов, заводить не буду.

Эльвира такая душка, не потащила меня по рынкам и магазинам, чем я воспользовалась, вдоволь напрыгавшись и наскакавшись. Тело мне досталось симпатичное и стройненькое, но уж больно слабое. Даже по человеческим меркам. Так что за час я загоняла его до того, что футболку хоть выжимай.

Эльвира берётся за ужин, я у неё в качестве ассистента с широким функционалом «подай-принеси-порежь-помешай». Но смотрю внимательно, не забываю засекать время, которое она тратит на всякие обжарки. Во-первых, мне надо учиться всему, что под руку попадётся. А во-вторых, мачеха от такого внимания буквально тает.

Приходит «отец» именно, когда положено. То есть, не тратит время на бары, на пиво с друзьями и прочие мужские радости. А зачем? Его как будто мощным течением засасывает на кухню мощнейший зов волшебных запахов. Еле руки успевает вымыть. А пиво, а что пиво?

– «Пльзенское» будешь? – мачеха решила побаловать мужа бокальчиком чешского пива. Папахен не дурак отказываться. Пенящийся напиток льётся в высокий стеклянный бокал под довольным мужским взглядом.

Заинтересованно втягиваю носом воздух.

– А можно мне чуть-чуть? – меня пленяет запах, а «родители» смотрят с осуждением.

– Что? – делаю невинный вид, – Я слышала, что пиво благотворно влияет на женскую гормональную систему. И грудь увеличивается.

«Папаша» и мачеха одновременно смотрят на фасад моего корпуса.

– Тебе ни к чему, – изрекает «отец», Эльвира фыркает, – у тебя и так всё в порядке.

Это да. Фигура полностью не сформирована, но кое-что уже выросло. Ко второму размеру вплотную подходит по горделивому утверждению Даны. Забавно. Она всерьёз гордится размером груди, хотя никакой её личной заслуги в этом нет.

Обломили меня с пивом. Принимаюсь за гречневую кашу, старательно игнорируя быстрое снижение уровня вожделенного напитка. Сначала в бокале, а потом и бутылка пустеет. Мои надежды втихомолку разжиться хотя бы глотком из начатой бутылки бесследно тают.

Я потихоньку выпускаю Дану, тренируюсь держать её под ручным контролем. Мне страшно понравилось купаться в её эмоциях, совершенно непередаваемое ощущение. Мне хорошо знакома ярость, бешенство и холодная злость, но каким-то чувствам Даны я пока даже слов не могу подобрать. Приходится иногда подзатыльник ей отвешивать, когда она на мачеху нехорошо косится. Зато открыла для себя огромный пласт, сулящий изысканные удовольствия, совершенно незнакомые ранее.