Руслан Муха - Судный день [АТ]

Со стороны храма доносилась восточная музыка, но её заглушали радостные людские возгласы.

Через какое-то время мы остановились. Машины оставляли далеко от храма и источника, и ещё добрых пару километров предстояло идти. Но это так же часть церемонии.

Как только мы вышли из машин, нас захлестнуло волной радостного гвалта, музыки, стука барабаном. Впереди взвыл один из слонов.

Я оглянулся на рёв. Громадные красавцы, в изумительных цветастых костюмах, в золотой росписи, в бусах из цветов.

Не менее пёстро выглядели и жених с невестой. Почему-то и жених, и невеста были без обуви, я заметил, что у них и на пятках изображены замысловатые символы. Роэн в бело-синем блестящем наряде, в тиаре наследника, в пёстрых украшениях. Ашанти была очень красива, даже несмотря на потерянное выражение лица, на вселенскую тоску и грусть во взгляде. На ней бледно-розовое платье, расписанное тонкими линиями, изображающими цветы. В волосах много золота и бус, также немыслимо много украшений: браслеты на руках и щиколотках, бусы, цепочки на шее, бусы и золотой пояс на бёдрах, тяжёлые серьги в ушах. Кажется, на невесту надели все украшения, которые у неё накопились за всю жизнь. Всё тело, кроме лиц, расписано золотыми символами, а вокруг пупка, там, где находится родовая чакра, нанесена золотом родовая метка Рамов. Пока только краска, а когда она родит первенца, вокруг её пупка вытатуируют настоящую родовую метку.

Какое-то время мы ждали, когда жених и невеста взберутся на слонов, а затем свадебная процессия продолжила своё шумное, развесёлое шествие.

Бабушка Лита всучила мне коробочку, в которой вперемешку были малые хариты — небольшие золотые монетки без камней, а также цветы и всё тот же рис. И теперь я, как и все остальные, швырял их в сторону Роэна и Ашанти.

Несмотря на плохое настроение, оно быстро улетучилось, стоило влиться в эту пёструю толпу. Церемония завораживала, заражала своим безудержным весельем. Музыка становилась всё громче, барабанная дробь ритмичней, позади нас залихватски вытанцовывали босоногие девушки в длинных юбках и коротких кофтах, не прикрывающих живот.

Впереди показалась поляна у храма, украшенная арками из цветов, фонарями, разнообразными украшениями. В центре поляны большие, с острыми крышами разноцветные шатры, под ними столы для гостей, шатёр молодожёнов на небольшой сцене в центре. Сбоку, подальше от шатров знатных гостей, стояли длинные ряды столов, заваленных угощениями для простолюдинов, пришедших на свадьбу.

У храма пел хор. Настолько хорошо пел, что от их пения по коже бежали мурашки. Этническая музыка, песни — что-то из далёкого, фольклорного, древнего, сугубо хемовского. Пение, в котором не разобрать ни слова, и в этом и не было необходимости. Сплетение высоких, низких голосов, попеременно подхватывающих друг друга, оттеняющих и захлёстывающих волной из звуков. То звучащих громко, разносясь эхом по округе, то умолкая до нежного женского напева, которое вновь утопало в громоподобном хоре.

После жених и невеста спустились со слонов, гости расступились, пропуская их вперёд. К ним вышел Видящий из храма, улыбаясь, он поклонился, поздравил, а после перевязал их руки синей лентой и повёл в храм.

Все знатные гости тоже направились внутрь храма. Большой церемониальный зал был украшен цветами и разноцветными лентами. В конце храма высокий, до самого потолка резной алтарь с нишами, в каждой нише лик кого-нибудь из богов. У алтаря стоял высокий, смуглый мужчина средних лет, в оранжевой церемониальной одежде. Очевидно, тот самый сварга-ракта, который и будет проводить обряд родовой верности.

Путь до алтаря был щедро устлан лепестками роз. Никто из гостей не смел ступать на эту дорожку, она была предназначена исключительно для брачующихся. Поэтому мы расходились по сторонам. Гиргит — направо, Сорахашер — налево.

Когда Роэн и Ашанти приблизились к алтарю, всё резко стихло, и кажется, шум и музыка с улицы больше не звучали.

Никаких речей, никаких обетов. Ни слова не произнёс ни сварга, ни жених с невестой.

Сначала сварга окутал новобрачных потоком силы, оплетая нитями шакти вокруг той ленты, которой связали их руки. Лента, охваченная силой, вспыхнула голубым сиянием и растворилась в воздухе.

Затем монахи вынесли широкую жертвенную чашу, поставили её между сварга и Роэном с Ашанти. В чашу сварга бросил кольца, снова окутал их силой и достал ритуальный кинжал. Сначала Роэн протянул руку, сварга-ракта сделал надрез на ладони жениха, и красная кровь заструилась в жертвенник. Подрагивая, протянула свою руку и Ашанти. Надрез — и чёрная кровь потекла в жертвенник, смешиваясь с красной.

Я с интересом наблюдал за манипуляциями сварга-ракта, позаимствовав способность астрального зрения у Видящего. Из тонких нитей красивой вязью выплетались над жертвенником плетения. Нити вытягивали струйки смешавшийся крови из жертвенника, кровь сплеталась с нитями шакти. Вырисовывалось плотное силовое плетение из двух кругов, чем-то напоминающее знак бесконечности.

Сварга резко развёл руки в стороны, плетение разделилось на два кольца, вспыхнуло, и зависло над головами молодых. Мало кто мог видеть эту красоту. Если смотреть не астральным зрением, можно увидеть только слабо сияющие облака силы. На астральном же плане это были яркие голубые солнца, окутывающие жениха и невесту нитями силы, проникая в их астральные тела и вплетаясь в души.

Затем сврга надел кольца — сначала на жениха, потом на невесту. Один из монахов поднёс два золотых кубка с ритуальным вином, куда сварга вылил остатки крови из жертвенника.

Роэн порывисто схватил свой кубок и залпом его осушил. Ашанти свой кубок взяла неуверенно, её руки всё ещё подрагивали, и она опасливо косилась на Роэна. После того как она допьёт вино, они должны скрепить союз поцелуем, а сварга сможет запечаталеть энергетической печатью ауры новобрачных и обряд родовой связи будет завершён.

Видимо, этого боялась Ашанти, последнего шага, первого поцелуя с нелюбимым мужчиной, который навеки соединит их.

Я покосился на Зар-Зану. Она смотрела на сестру, с грустью улыбаясь. Красивая, ладная, милая — но едва ли она для меня. Едва ли я был готов скрепить с ней свою душу навеки, едва ли, готов был воспитывать с ней детей Игал. Каждый раз, когда я думал об этом, ощущал стойкую неприязнь ко всему этому. В сознании плотно засел образ родителей, которые по-настоящему любили друг друга. Я вырос в крепкой, дружной, настоящей семье, и иной семьи для себя не представлял. Я должен создать семью не хуже той, в которой вырос. А всё это обязательство с Зар-Заной с самого начала провал, с самого начала обман и полнейшая чушь, куда нам придётся приплести ещё и ни в чём не повинных детей Игал. Нет уж, как бы Зунар ни настаивал, но это обещание я никогда не выполню.