Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #3

Ситуация вырисовывалась весьма странная. С одной стороны — он здесь практически всемогущий, почти демиург, с другой — пленник. Усмехнулся. Забавная тюрьма образовалась, с таким... утончённым издевательством.

Понятное дело, раз есть вход — есть и выход. А выходы, согласно традиций пенитенциарной системы, всегда охраняют в разы тщательнее, чем входы. Да и знать бы, где он — выход. Вполне возможно, что его и нет. Как у червя в герметично закрытой банке.

Небо манило своей открытостью...

Сознание без усилий взлетело вверх, попутно сканируя просторы памяти, обнюхивая, облизывая все скрытые закоулки. Ничего. Пусто. Ни дырочки, ни щёлочки, только обрывки самых разных мест в безбрежной белой дымке.

... Иванов не знал, сколько он так пролежал. От минуты до вечности, пока не постиг, не изучил до песчинки пласт этого бытия. Не спал, не двигался, не напрягался...

Не найдя ничего полезного, кроме напрочь позабытых отголосков прошлого, переключился на поиск Силы. Свою, внутреннюю, увидел сразу, даже объём прикинул в файерболах — хватит ровно на три. Вокруг — что-то есть, но настолько невнятное, слабенькое, разлитое одновременно везде и нигде, что нет смысла озадачиваться сбором. Слишком малая концентрация, словно в обычном мире.

Вспомнил о плаще. Посмотрел. Расстроился. Вещь, конечно, светилась при правильном взгляде, однако толку от неё? Только и хватит — защитится при случае. Такая вот особенность реликвии: при всех неоспоримых плюсах имеется один жирный, почти обнуляющий все достоинства, минус — батарейка из неё никакая. Не поделится она Силой с транзитным владельцем, не предназначена для этого.

Накатила тоска. Не хотелось ни есть, ни пить... Да ничего не хотелось.

И идей, что делать — тоже не было.

Точнее была.

Одна.

Самоубиться. В Очереди дождаться встречи с Антоном или дежурного позвать, а после изо всех сил надеяться, что его успеют спасти. Должны успеть. Там, рядом, и Фрол Карпович, и Александрос, и иные-прочие. И у каждого Печать. Если будет хотя бы маленький шанс — спасут.

А если нет? Нельзя ведь самому себя жизни лишать — за такой номер разговор короткий. Прямое нарушение, не выкрутишься. Тогда в двери. Туда, в ведомство Марека.

Нет, не хочется...

Сергей, не желая совершать опрометчивых поступков, остановил время и остановился во времени. Лежал, глядя вверх невидящими глазами и заново переживал свою жизнь, смакуя каждый миг.

Интересное, как оказалось, занятие. Многие поступки, переживаемые заново, выглядели откровенно дурацкими, повлекшими, как показывал взгляд со стороны, целые цепи всеразличных последствий.

...Ну, к примеру... На кой он во втором классе подрался с заведомо слабым пареньком, ещё и на год младше? Самоутверждался? Надо признать — да. Причин для драки, как таковых, не имелось.

Естественно — победил, естественно — на глазах у всех. И покуражиться над поверженным противником не побрезговал — плюнул ему в рюкзак. Да и потом гонял бедолагу. Изредка, без фанатизма, по-детски — когда хотелось почувствовать себя крутым.

Фу, мерзко-то как...

Подрался — и забыл. До этого момента. А вот теперь вспомнил — встречались они относительно недавно — года четыре назад. Случайно, в торговом центре. Он с девушкой был, себе под стать — такой же, неказистой, простенькой, забитой. В очёчках, серенькой, тусклой одежде с незапоминающимся лицом. Они шли, разговаривали, счастливо улыбались друг другу...

Иванов, завидев старого знакомого — искренне подошёл поздороваться, напрочь позабыв про причинённые обиды, а тот, вздрогнув, окатил его таким затравленным, испуганным взглядом, что Сергей прикусил язык и, словно молнией поражённый, понял — сломал он паренька в своё время, затравил. Просто так, по дури, по непониманию.

Закончилось всё совсем паскудно. Бывший соученик суетливо, не сводя со старого обидчика глаз, вместо приветствия поволок свою пассию прочь по широкому холлу, да так сильно, что та в спешке сломала каблук на туфлях. Никто никому и слова не сказал.

И таких случаев набралось не один, не два...

Попытки переключиться на добрые, правильные воспоминания успеха не приносили. Стыд жёг изнутри не хуже напалма; выедая калёным железом совести каждую клетку организма. Хотелось многое исправить, искупить, помочь — а в ответ словно орал кто-то в уши: «Поздно! По-о-здно!!! Терпи, сука!»

Дико захотелось убежать куда глаза глядят. Но куда? Он в своей голове, в своей памяти, которая не поленится напомнить лишний раз о том, что предпочёл бы забыть навсегда. Или наоборот, станет по-звериному терзать потерянным счастьем.

Постепенно Сергей заметил — в нём идёт какая-то ломка, переосмысление, поиск хоть чего-то, за что можно уцепиться. Для чего? Зачем?..

В который раз, не вставая, обшарил свой внутренний мир. Педантично заглянул в каждую ямку, в каждую подворотню — точно, не ошибся — нет выхода, пространство закольцовано. И пределов нет. Вместо конца — дымка. Классическая диалектика получается, мать бы её за ногу.

Врал закон сохранения энергии — нет её ни шиша. И Фрол Карпович врал, как сивый мерин. Нет здесь Силы. А он, наивный, поверил в красивые байки, мираж для слабодушных...

Похоже, придётся рисковать, перемещаясь в Очередь. Иначе не отпускающее психологическое самоедство довольно скоро в душевный мазохизм перерастёт, а потом и в слюнявое безумие. Лучше сразу, самому...

Придуманное солнышко выглянуло из-за придуманных туч, щекоча лицо своими лучиками...

Сколько он здесь пробыл? Много или мало? А, может, ещё потянуть, надеясь на озарение или помощь?

Нет. Отговорки. Время не имеет значения, да и самообман — не лучший метод. Пора решаться.

Тогда взорвать всё! К чёртовой бабушке! Разрушить этот мир! Силы хватит! Должно же быть что-то за его гранью?

Да! Не самоубийство — поиск нового! Того, что недоступно, что спряталось за пределами понимания! А пусть судят, как хотят. Этот мир — не его. Не настоящий, не живой. И он не живой, так — тень, эхо, проекция...

Послав всё на три буквы, бывший инспектор резко встал, зажёг на ладонях по-крупному, с капустный кочан, сгустку, а затем, хищно скалясь, уменьшил окружающее пространство до состояния небольшой сферы, в центре которой находился сам.

Вспышка...

Мир, окружавший Сергея, разлетелся в мелкие осколки. Шумно, осыпая своего владельца мелким крошевом третьестепенных воспоминаний и обрывочных образов, обнажая за своим убожеством целую вселенную — обжигающе-холодную, незнакомую и одновременно с этим уютную, приветливую, понятную. Такую разную и постоянную, противоречивую и логичную до непередаваемого занудства.