Владимир Ильин - Замыкание [исправленный и дополненный автором текст] [СИ]

Влиятельные люди обернулись к бесспорному знатоку редкостей и древних вещей.

Длинные белые пальцы Вечного князя огладили закрытый блокнот из бледноватой кожи.

– По словесному описанию, – взглянул румынский князь на артефакт перед герцогом Бюсси. – Это «Ненависть Харада».

Цесаревич подобрался.

– Первое упоминание в середине пятнадцатого века, когда «Ненависть Харада» забирают из разрушенного Константинополя люди Мехмеда второго. Этой же вещью его отравили. «Ненависть» появляется в сокровищнице Узун-Хасана после брака его сына и дочери Мехмеда. Через тридцать лет, в числе иных трофеев, она достался Сефевидам и уходит от них вместе с городом Тебриз в войне с Османами. След теряется на два века, пока его не указывают в репарационной ведомости к мирному договору османов с русскими. Артефакт отходит князьям Борецким. После падения Борецких и разграбления их сокровищ широким кругом лиц, владелец неизвестен.

Сергей Дмитриевич поморщился.

– Противоядие есть?

– «Милосердие Харада». – Согласно кивнул Виид. – Выглядит широкой сероватой лентой, которой обвязывают иглы «Ненависти» для переноски. Способ лечения – перевязать лентой горло.

– И затянуть, – разумно предположил господин Ялин. – Это милосердно.

– Достаточно перевязать. – Бесстрастно уточнил Вечный князь. – Но хроники описывают и такое милосердие. Создатель был интересным человеком. Есть день после смерти для исцеления. Отравленный кажется мертвым, но если повязать ему «Милосердие» перед погребением, то оживет он уже в могиле.

– Я дам три города за комплект, – оживился раджа Миттал.

– Я дам три города за вторую его часть. – Выдохнул Сергей Дмитриевич.

– Это деловой разговор, – хмыкнул господин Куомо, отвлекшийся на сообщение по телефону. – Только, ваше высочество, мои люди сообщают, что совсем скоро у вас не будет трех городов.

– Объяснитесь.

– Идет штурм стен Кремля. – Озадаченно листнул он сообщение. – Вашими подданными, в числе многом.

Люди в помещении обернулись к раскрытым окнам и прислушались.

Действительно – что-то грохотало в отдалении. Но в предновогоднем городе за любым шумом виделись праздничные фейерверки…

Однако те так не гремят – с надрывом, заполошно, желая жить и не желая умирать…

– Это национальная забава, – равнодушно ответил цесаревич, сохраняя спокойствие. – «Царь горы». Бывает раз в сотню лет.

– М-да? Мне предлагают присоединиться, – задумчиво смотрел в телефон Куомо. – Обещают немного земли за Уралом, но готовы к торгу.

Звучно тренькнули сообщения на телефонах остальных десятерых.

И те, переглянувшись, принялись смотреть, что направили им порученцы, адъютанты и приближенные рабы. Разговаривать по сотовому в присутствии цесаревича было бы наглостью. Но вот молча читать сообщения о том, что им предлагают за штурм Кремля – вполне в рамках приличий.

Первым, прочитав сообщение, с места встал князь Виид и широкими шагами направился к выходу из зала.

Сердце Сергея Дмитриевича невольно ухнуло вниз.

Убрав телефоны, медленно стали подниматься остальные. Раджа Миттал продолжал доигрывать партию. Бюсси с чертыханием резал себе пальцы и отращивал новые. Намаджира влюбленными глазами смотрел на серую кожу цесаревича.

Ну, не все так плохо. Всего восемь «виртуозов» из одиннадцати.

Князь Виид широко распахнул дверь, но отчего-то встал в сторону и гостеприимным движением указал остальным семерым двигаться дальше.

Господа замедлили шаг и недоуменно воззрились на Вечного. И даже Сергей Дмитриевич смотрел на него с недоумением.

– Вы мне никогда не нравились, – повторил жест Виид, поторапливая остальных на выход. – Идите.

– Герцог, от вас я никак не ожидал, – поджал губы Куомо, глядя на беспечного Бюсси. – Вам разонравилась война или перестали быть нужны деньги?

Сам же владетельный лихорадочно разыскивал причины чужого бездействия. Равно как и остальные шестеро – живые сейчас только потому, что разум и осторожность не вымерли под дыханием чудовищной силы.

– У меня палец поранен, – категорично покачал тот головой. – Идите без меня.

– Я дам вам миллион золотом.

– В таком случае, спешу напомнить, что в тюрьме под Кремлем сидит князь Давыдов.

– Он в тюрьме, – расслабился Куомо.

– Именно так. Мой миллион извольте перечислить немедленно, до битвы.

А господин Мбака молча развернулся и занял согретое им место на диване, равнодушно взглянув в распахнутое окно.

– Вас тоже напугал человек в камере? – Насмешливо обратился к нему Куомо.

– Давыдов учить Мбака русский язык. Мбака уважать учителя.

«Шестеро» – пронеслась чуть приободрившаяся, но почти столь же тоскливая мысль у Цесаревича.

– Но вы, вы же никогда не боялись Центавра. – Пытливо смотрел Куомо на раджу.

– Подарите мне город, и я скажу свои причины. – Смеялись глаза напротив. – Миллиона мне будет маловато.

Куомо сплюнул в сердцах и вышагнул за дверь.

– Значит, тот мальчишка тоже в тюрьме, – кивнул своим мыслям Кри Паундмейкер, покинув помещение вторым.

Остальные пятеро оглядывались на цесаревича, на две тени возле кровати, на раджу, на герцога, и в конце концов остановились взглядом на князе.

– Ты мог бы пропустить нас вперед. Но ты указываешь, что этого не стоит делать. – Вслух сделал вывод Ялин, озвучив общие мысли. – В чем твой интерес?

Но тут же посторонился, пропуская господина Салота обратно к диванам. Словно услышав что-то, вернулся обратно Мгобе. И даже Виид, не удостоив ответом, прошагал мимо.

– Великий Намаджира, в городе много красивой кожи! Тебе никто не даст рисовать на лице принца! – Обратился Ялин к Хозяину Пустоты.

Богатый город манил Ялина, а предчувствие добычи и многих смертей будоражили кровь. Но он все еще оставался в числе неопределившихся, пытаясь искать ответы.

– Ты не слышишь. – Обернулись к нему пустые глазницы, в которых мельтешили белесые тени.

– Что не услышали эти двое? – Указал Ялин на дверь, раздражаясь от загадок.

– Если не слышишь, надо идти ближе, – смеялся над ним водоворот белых клякс в чужих глазах.

– Я готов не идти с ним, если мне будет обещана голова Го Киу. – Равнодушный к словам остальных, обратился к цесаревичу господин Ли.

– Мой дом закрыт для вас, вестник неба на земле. – Без сожаления указал цесаревич ему на дверь.

– Вы пожалеете об этом. – Уведомили его.

– Что не слышит господин Ли? – Настаивал Ялин, последним стоя возле выхода. – Я хочу знать!

– Я тоже не слышу, – мельком глянул на него цесаревич.

Подошел к кровати с сыном и поправил ему одеяло.

– Господа, – обернулся он к гостям. – Я желаю отлучится на некоторое время, вам будут выделены гостевые комнаты.