Анна Гурова - Мастер иллюзий [СИ]

– Можно я сяду? – прошептала я какой-то тетке. Тетка испуганно взглянула на меня и отвернулась, сделав нейтральное лицо. Тогда я опустилась на корточки рядом с Сашей. Черт, сколько о себе узнаешь нового в критических обстоятельствах! Разве я могла предположить, что не переношу вида крови?

Поезд прибыл на «Черную речку» как-то удивительно быстро.

– Выходим, – сказала я Саше, вставая. Он не реагировал.

– Помогите мне его поднять, пожалуйста, – попросила я какого-то осанистого мужика.

Тот аж шарахнулся, произнеся загадочную фразу:

– Девушка, у меня семья!

Невероятным усилием я выволокла Сашу за дверь и дотащила до эскалатора. Все время, пока мы поднимались, дежурная орала по громкой связи:

– Сидеть на ступеньках запрещено! Девочка, немедленно встань!

Наконец эта пытка закончилась. На улице чистый воздух слегка оживил Сашу – из его глаз исчезла эта пугающая мутная пелена, он перестал опираться на мое плечо и пошел самостоятельно. Я перевела дух и тут же обнаружила, что погубила свое выпускное платье. Кремовый атлас покрывали пятна крови и бурые разводы, тщательно уложенная прическа сбилась набок… Ладно, истерика потом. Что значит платье, когда человек истекает кровью? Главное сейчас – оказать медицинскую помощь.

– Я поеду уже, ок? – хрипло сказал Саша. – Чего тут, до дома близко…

– Даже не думай! Мы уже почти приехали, – и видя, что он решительно берет курс на трамвайную остановку, я интуитивно добавила:

– Давай, хоть умоешься, а то еще в милицию заберут.

Этот аргумент подействовал.

Дверь открыла мама.

– Гелечка, ты что-то забыла? А…

Я ворвалась в квартиру, таща за собой Сашу, деловитая и решительная, как врач скорой помощи.

– Так, мам – со мной Саша Хольгер, он ранен в живот, и ему надо срочно помочь. Где аптечка, скорее! Перекись, вата, бинты!

– На кухне, – пролепетала мама, смотря на Сашу с таким неприкрытым ужасом, как будто я притащила домой не сына ее школьной подруги, а подстреленного ваххабита.

– Доставай все необходимое, – скомандовала я. Проводив Сашу на кухню, я усадила его на табурет, стащила с него джинсовую куртку и обрывки футболки. Ну и вид у него был! Худой, в синяках, он упорно прижимал к животу окровавленное полотенце. Бледная мама принесла коробку с медикаментами.

– Убери ты эту тряпку, – я отняла полотенце и принялась вытирать кровь.

На бледной коже багровело четыре кровоточащих, почти параллельных разреза. Картина была узнаваемая – примерно так выглядят раны от кошачьих когтей. Только кот, оцарапавший Сашу, был, похоже, размером с тигра. Раны, хоть и страшные на вид, были неглубокими, так что Сашина слабость наступила скорее от потери крови.

– Это кто ж тебя так? – изумилась я.

– Что уставилась? – буркнул Саша. – Заклеивай давай.

– Геля, – раздался папин ледяной голос. – Иди-ка сюда.

Ничего не подозревая, я вышла в коридор, папа молча прошел мимо меня в кухню и закрыл за собой дверь. Несколько секунд с кухни доносились глухие голоса.

– Зачем ты его сюда привела? – зашипела на меня мама. – Ты головой думаешь или нет?!

– А в чем де…

Тут дверь кухни открылась, вышел папа, а за ним Саша. Он был в джинсовой куртке на голое тело, и опять прижимал к животу свое грязное полотенце. Проходя мимо меня, он тихо, безо всякой интонации сказал:

– Спасибо.

Папа довел его до двери, широко открыл ее и сказал ледяным голосом:

– До свидания.

Саша молча, не оглядываясь, шагнул в дверной проем. Папа вышел вслед за ним.

– …и никогда больше здесь не появляйся, – донеслось до меня с лестницы. – Если еще хоть раз…

Я с изумлением взглянула на маму.

– Чего это с папой?

Но ответить она мне не успела. С лестницы вернулся папа и сходу рявкнул:

– Как тебе не стыдно?

– Нет, как тебе не стыдно! – словно очнувшись, завопила я. – У него же рана, а ты его выгнал!

– Откуда он тут взялся?

– Я встретила его в метро, и подумала, что смогу ему помочь…

– Это была плохая идея, – отрезал папа. – На будущее, если тут еще раз появится этот парень, дверь не открывать!

Потом он со свирепым видом посмотрел на маму.

– А тебе я вообще удивляюсь – как ты могла его впустить!

Мама принялась сбивчиво оправдываться. Я была потрясена до глубины души. Добро бы я, допустим, действительно притащила с улицы какого-нибудь бандита, но ведь Сашу они знают с детства…

– Папа, что происходит? Это же Саша Хольгер!

– Не знаю никакого Сашу Хольгера, – прогремел папа. – И тебе приказываю это имя забыть, и больше никогда с ним не общаться.

Мое удивление сменилось возмущением. Он мне приказывает ! Никогда мне родители ничего не приказывали. Впрочем, я особо им и не перечила. Но в этот миг я почувствовала, как во мне неожиданно возникло глубокое, окрыляющее ощущение своей правоты. Права я, а не они! Какое бы преступление не совершил Саша (а наверняка он сделал что-то чудовищное, из-за чего мои родители не хотят его больше знать), выгонять раненого человека на улицу нельзя !

Так я и заявила родителям, и кинулась к двери, чтобы догнать Сашу и вернуть его. Но папа захлопнул дверь перед моим носом и перегородил ее собой.

– Никуда ты не пойдешь.

– Пусти!

– Нет, – спокойно сказал папа.

– Ах так?!

Я буквально онемела от бешенства; потом ловко проскочила у папы под мышкой, пронеслась вниз по лестнице и выбежала во двор.

Саши уже не было. Я сбегала на остановку трамвая, обошла соседние дворы, прошлась до метро и обратно, но он как провалился. Тогда я вернулась к дому и минут десять бродила внизу в расстроенных чувствах, злясь на папу и думая, что мне делать дальше. Уйти из дома? А дальше жить где? У Рыжика? Он-то, ясное дело, будет счастлив, вот только что его родители на это скажут…

– Геля! – раздался сверху голос.

Я подняла глаза и увидела в раскрытом окне маму.

– На выпускной опаздываешь!

– Никуда я не пойду! Ну его к черту, этот выпускной!

– Папа уже не сердится! Он тебя отвезет!

– Отстаньте!

Мама скрылась в окне. Я даже удивилась – думала, будет меня уговаривать еще полчаса. Но через мгновение она вернулась и скинула вниз пакет с бальными туфлями.

– Хватит кривляться! Иди, пока все танцульки не пропустила! – услышала я ее голос, а затем стук закрывающегося окна.

Я приехала на Крестовский, опоздав часа на три. Официальная часть, даже если таковая имела место, давно закончилась. А также и возвышенно-романтическая – с концертом, алыми парусами и последним звонком. Теперь вечер находился в фазе непринужденного веселья, переходящего в разнузданную вечеринку. За столом собрался практически весь педсовет с почетными гостями и директором во главе. На выпускников учителя не обращали ни малейшего внимания. Они вовсю веселились – с громким хохотом, плясками и бессвязными тостами. Словом, подавали негативный пример.