Добрый Эээх - Архонт

Изнутри школа выглядела не лучше, чем снаружи. Запустение и упадок.

Однако мне не нужно обыскивать ее всю, чтобы найти цель. К нужному классу я шел уверенно и привычно, с некоторой опаской отметив резко наступившую на улице ночь, что явила абсолютно пустой вымерший город, в котором не зажегся ни один фонарь или окно.

За партой же, что числилась за Химурой, сидел я сам: не слишком молодой, но еще и далеко не старый самой обыденной европейской внешности человек хорошо за тридцать, с пробивающейся сквозь короткий ёжик черных волос сединой, зажившим ожогом на шее и парой шрамов с левой стороны лица — следы прилетевших осколков. Александр Абров, он же Абра.

Было немного непривычно смотреть на себя со стороны, тем более с уровня роста Химуры. И еще... не припоминаю, чтобы вокруг глаз у меня расходилась сетка фиолетово-зеленых трещин.

Однако, когда взявший мой образ гость поднял свой взор на меня, все иные мысли растворились в черных провалах, что заменяли тому глаза. На краткий миг показалось, что этот взор пронзил саму душу.

А затем я, преодолевая самого себя, разорвал зрительный контакт и, начав готовиться к новым неприятностям, хмуро спросил у очередного вторженца:

— Кто ты такой?

— Никто. — Откликается тот. И в прозвучавшем сухом безэмоциональном голосе, в котором отчетливо выделялось вложенное внутрь стальное вибрирующее эхо, слышалось лишь полное равнодушие. — Я — отголосок воли Предтеч. Моя задача заключается в том, чтобы выяснить, достоин ли ты стать проводником Их воли и Их силы.

И почему-то в устах этого парня данные слова не казались пафосной пустышкой. Проблема в том, что лично мне ничья сила не нужна, а уж в связке с чужой волей, так и подавно. Но что-то мне настоятельно говорит, что в этом вопросе, как и в вопросе нахождения в данном отражение Земли, о такой незначительной мелочи, как мое мнение, забудут.

— И что же ты надумал? — Спрашиваю в ответ, сам в этот момент пытаясь понять, насколько далеко распространяется власть вторженца на мир Химуры и на тот мир, что находился за окном.

Слабое место! Попросту не успел прикрыть его. Не удивительно, что атака проведена именно отсюда.

— У меня лишь один вопрос. — Лже-я поднялся с места школьника, возвысившись надо мной на полторы головы и проигнорировав мой интерес. — Почему ты так стремишься вернуться обратно? Почему даже ни разу не допустил мысли остаться тут?

"Почему?"

— Что ты вообще знаешь о моей родине? — Проявляю внимание к беседе.

— Все, что знаешь о ней ты сам. Там ты — никто. Расходный материал в шестеренках тайных и явных войн. Ладья в чужих руках. Ты мог бы достичь большего, отринув правила, но довольствуешься тем, что имеешь.

— Таких молодых и резких, кто пытался влиять на глобальную политику или сам лез в нее, всегда останавливают другие.

— Нюанс в том, что как раз тебя никто остановить не успеет.

— Всегда найдется кто-то лучше. — Пожимаю плечами, не принимая подобную трактовку.

— Но не в этом мире. Здесь не знают о возможностях интуитов. Даже без способностей архонта ты бы мог достичь таких высот власти, что не снились ни одному человеку.

"Да. Если быть осторожным, то можно очень быстро проскочить момент, когда меня смогут остановить. В конце концов, достаточно лишь действовать более тонко, чем те же паразиты. Однако..."

— Мне это не интересно.

— Выходит, все дело в отсутствие амбиций.

Я не стал отвечать. Да и не требовался тут ответ. Моя жизнь не здесь.

Однако молчание начало затягиваться. Казалось, что существо потеряло всякий интерес говорить или что-либо делать. Тем не менее, сейчас мы стояли слишком близко, чтобы я мог долго выдерживать это напряженное спокойствие.

— И что дальше? Проведешь собеседование? — Как не старался, а некоторая нервозность прорвалась в голос.

Перспектива столкнуться с кем-то, вроде Луизы, не радовала. Это грозит критическими разрушениями. И не только тут, но и в моем внутреннем мире, что сейчас тесно связан с этим.

— Нет смыла. — Отмерзает собеседник. — Ты не прошел.

А через миг уже оказывается рядом, а его рука, проигнорировав пленку щита, несется в сторону моей грудной клетки.

Даже ожидая чего-то подобного, я никак не успевал уклониться от данного выпада — слишком большая скорость. Однако этот мир еще не был полностью захвачен врагом, а потому на мою просьбу, пусть и с неохотой, он откликнулся, отодвинув назад на пару метров.

Микрозадержка же привела к тому, что часть энергии от удара меня все-таки нагнала, добавив ускорения и отправив прямо в стену, на которой висела школьная доска.

Броня скомпенсировала резкое ускорение и еще более резкую остановку, а потому следующий шаг оказался чуть продуманней. Остатками власти над данным местом я приказал истончить стену и, сделав класс угловым, просто провалился на улицу.

Соперник же, не слишком удивившись подобному маневру, отправился следом. Чтобы угодить в ловушку загустевшего времени.

Под аккомпанемент осаживающихся двух соседних со школой небоскребов еще больше разрываю дистанцию. Последних было не очень жаль, так как заражение чуждой волей в них зашло слишком далеко. Не до сантиментов.

В отличие от ситуации с Луизой, в этот раз я не собирался щадить врага, понемногу нащупывая его предел. Сейчас затягивание противостояния находилось вне моих интересов.

"Главное представить".

Враг рвался из сковавших его пут, и, совершенно очевидно, что ему хватит возможностей для этого.

Но раньше данного момента, набухшие ночные облака прорывает тонкий луч ослепительно-белого света, что легким росчерком разделяет запутавшегося в паутине времени агрессора надвое и прорезает асфальт под ним на пару километров вглубь. После, обе половинки охватывает жаркое солнечное пламя, от которого спекается поверхность и соседние здания.

И, как довесок, луч резко расфокусируется, оставляя прожженный многометровый пятачок под тем местом, где находилась цель.

В этом пламени не могло уцелеть ни одно живое существо!

То, что они в очередной раз недооценили парня, Себастьян понял за мгновение до того, как активировался Стазис. Повезло, что уже закончил к тому моменту непринужденную беседу с человеком, что должен будет возглавить род, после Акаяши Эиджи. И едва уловимое напряжение в голосе Кэзуки заставило его насторожиться.

Игра, чьей ставкой была лояльность японской аристократии, не закончилась с неудачным нападением Томаса. Скорее, перешла на следующий уровень. Хуже, что чертова гордость союзников не позволяла говорить с ними напрямую, обходясь полунамеками и завуалированной игрой слов и интонаций. Никто из них не желал переходить тонкой грани во взаимоотношениях.