Ольга Миклашевская - Люди под кожей [litres с оптимизированной обложкой]

Разозленный древний воин пробует растоптать человека с посохом, но тот оказывается быстрее молнии и проворнее ужа. Едва Верлиока успевает поднять ногу, как тот уже переместился на десяток саженей.

– Хорошо, – наконец успокаивается Верлиока, – чего ты хочешь? У нас с богами договор. Ты кто такой, чтобы встревать в наши дела?

– О, у меня много имен. – Мужчина загадочно улыбается. – Одни зовут меня Белым царем, другие – просто Пастухом. Но я предпочитаю, чтобы меня называли Волчьим пастырем.

– А, – заметно расслабляется пожиратель душ, – это ты, служитель смерти и равновесия? Так мне без разницы: я не человек – меня эти ваши внутренние дела не касаются.

– Зато ее касаются. – Пастырь рукой указывает на воздушный поток, поддерживающий лишенную чувств Дарью. – И пока не пришло ее время умирать. Ее потомок должен вновь открыть для смертных ворота Беловодья, и если ты сейчас заберешь ее душу, то человечество будет обречено. Тени наводнят города и выпьют души простых смертных без остатка.

За разговором высшие не замечают, как на поляне появляется еще одно действующее лицо. Кузнец, шедший через лес к деревенскому старосте, не может поверить своим глазам, поэтому стоит, не в силах пошевелить и рукой.

Невесту свою он узнает сразу. Даже за толстой воздушной пеленой легко различить эти до боли знакомые черты.

– Вы кто такие? – Голос у кузнеца, конечно, не такой громкий, как у Верлиоки и пастыря, но ему все равно удается привлечь внимание небожителей.

– Ух ты, погляди! Человечишка.

Пастырь аж присвистывает.

– Мой тебе совет, юноша, – говорит он, – иди-ка ты домой и не мешай взрослым решать важные вопросы.

Другой бы крикнул: «Кого это ты тут назвал юношей?!» – но кузнец не из гордых. Он лишь решительно смотрит на незваных гостей из-под густых бровей и крепко сжимает губы.

– Я, – он называет свое имя, которое сам теперь уже и не помнит, – готов на все, лишь бы Дарью спасти. Скажите, что вам нужно, и я сделаю, только отпустите мою невесту.

– Невесту! – хохочет Верлиока. – Ты, наверное, хотел сказать, мой ужин?

Только нечеловеческая сила воли помогает кузнецу не ринуться в драку с этим огромным созданием.

Тем временем пастыря предложение кузнеца заинтересовывает:

– Готов на все, говоришь?

Кузнец кивает.

– Ну, тогда есть у меня к тебе предложение. Только подумай хорошенько, прежде чем в омут с головой кидаться. Ты, я вижу, мужик серьезный, но то, что я у тебя попрошу, вещь непростая.

– И чего же ты хочешь? Золота? – Воображение кузнеца не позволяет ему представить, чего еще может в этом мире желать человек.

Верлиока вновь смеется, словно большей глупости в жизни не слыхивал, но пастырь останавливает недруга одним движением руки:

– Тише, Верлиока. Мне кажется, мы с тобой разрешим вопрос мирным путем.

– Ну так валяй. – Верлиока плюхается на траву своим огромным голым задом и сосредоточенно принимается чистить зубы здоровой березовой веткой. – Только вы там не задерживайтесь: у меня и так времени в обрез.

– Ладно, – выступает вперед кузнец, – называй цену.

Он ожидает всего чего угодно: что пастырь попросит у него мехов или меда или заставит его выполнять какую тяжелую работу, – но то, что он слышит в итоге, вызывает у него только недоумение:

– Ты должен стать мной.

– Тобой? Что это за шутка такая?

– Понимаешь, – пастырь усталым движением снимает с головы капюшон и смотрит теперь прямиком на кузнеца, – я все-таки не божество. Нет у меня таких сил, чтобы вечность среди людей бродить. Моя жизнь давно прошла, а в этой работе нет никакой жизни. Мне бы успеть в Беловодье, пока ворота еще не закрыты.

– Ха, какой себялюб нашелся – настоящий человечишка, – закатывает глаза Верлиока, но никто его не слушает.

– А что ты забыл там, в этом Беловодье? – спрашивает кузнец.

– Если не попадешь в Беловодье, будешь вечно маяться по земле в виде тени самого себя.

Кузнец простодушно разводит руками:

– Ни слова из твоих уст, человек, не понимаю. Но раз так, будь по-твоему. Стану хоть жабой болотной, коли это спасет Дарьюшку.

В тот самый момент бесчисленные картины прошлого, настоящего и будущего проносятся перед глазами у кузнеца, у которого теперь другое имя. Он резко, болезненно вдыхает и чувствует, как внутри все не просто переворачивается – исчезает, растворяется в небытие.

Предыдущий пастырь вполне мог переложить свои обязанности на первого встречного, что он, в сущности, и сделал. Главное, чтобы тот согласился на все по доброй воле. Обманул? Да, в какой-то степени. Ведь это теперь кузнецу придется разбираться с Верлиокой, а он сам становится свободен от любых обязательств.

Прежде чем исчезнуть, он кладет полупрозрачную ладонь на острое колено Верлиоки и примирительно улыбается:

– Я же говорил, миром все решим. – И растворяется в воздухе.

Весны в воздухе почти не чувствуется. Точнее, так: чувствуется все что угодно, но не весна. Чувствуются запах сырой земли и холодный ветер, а еще – тяжелые капли дождя, которые так и норовят забраться поближе к телу.

Ливень не прекращается уже второй день, словно какое-то наказание за совершенные человечеством грехи.

Дарья стоит у открытого настежь окна и невидящим взглядом смотрит сквозь стену дождя. Возможно, ей холодно, но холода, как и весны, она тоже не чувствует.

– Люблю грозу в начале мая!.. – раздается веселое за ее спиной.

Дарья не оборачивается. Она больше не помогает мужу надеть галстук и не кормит его кашей с фруктами на завтрак. Ей не то чтобы все равно – просто жаль времени, потраченного на кого-то ненастоящего. Теперь не перед кем щеголять в дизайнерских платьях и некого встречать горячим ужином.

Ей давно еще нужно было устроиться на работу. Сейчас бы стояла на своих двоих, а не опиралась бы на иллюзорный костыль.

– Я смотрю, у тебя сегодня хорошее настроение.

Она закрывает окно, и в квартире становится непривычно тихо. Близнецы уже одеты и ждут отца в коридоре: сегодня именно он повезет их в школу.

– Еще какое! – Денис на ходу заглатывает несколько виноградин из плетеной вазочки на столе. – Сдаем проект наконец-то. Еще месяц, максимум два – и пустим под аренду.

Неожиданно пришедшая в голову мысль отвлекает Дарью от картины проливного дождя.

– Я все хотела спросить: что вы там строите эдакое, что для тебя это такой праздник?

Денис по привычке целует жену в щеку, но губы его холодные и твердые.

– О, Дарья, тебе стоит почаще смотреть новости! Строим еще две «Подковы»: одна в Замоскворечье, другая в районе Басманного. Ты наверняка хоть раз видела – они по архитектуре довольно серьезно отличаются от соседних построек. Чудо, что нам вообще разрешили такую стройку!