Галина Липатова - Отдых на свежем воздухе [СИ]

Хозяин, с ужасом смотревший на монетку, перевел взгляд на Робертино и увидел, что у того в синих глазах искрится смех. Однако нашел в себе силы возразить:

– Благородный дон… не могу принять чужестранные деньги. Не изволите ли…

– Не изволю, – махнул рукой Робертино. – К тому же деньги не чужестранные. С осени прошлого года порт Момбаи является заморским протекторатом Фартальи, момбайский раджа – вассалом его величества, и, согласно королевскому указу, деньги Момбаи могут быть приняты в уплату на всей территории Фартальи, не только в заморских департаментах и в протекторатах.

На аллеманца было жалко смотреть: он сник, стоял обалдевший и пустыми глазами пялился на момбайский цехин.

Гости загалдели, вставая и надевая шляпы и плащи, громко благодарили Робертино за щедрость и расходились. Сам же Робертино, а вместе с ним Оливио, Тонио и Анэсти, никуда не спешили, сидели себе з столом, кивками отвечая на благодарности и прощальные слова.

Наконец, все гости ушли, и Робертино сказал громко:

– Ну что, Малыш Якоб, договор исполнен?

Из кухни выскочил страшно довольный гроссеназен, цапнул с подноса монетку:

– Исполнен, исполнен! Ровно пять тысяч золотых монеток нынче положит Малыш в горшок, да и спрячет под корнями старого вяза!

Аллеманец попытался было перехватить у него цехин, но фейри быстро сунул монету в кармашек, отбежал в сторону и принялся отплясывать, стуча деревянными башмаками.

– Вот и славно, – сказал Робертино и посмотрел на хозяина траттории. – А с вами, любезный, мы сейчас разберемся.

Хозяин схватился за голову:

– Ну что еще, доннер-веттер?! Вам мало, что вы меня дохода лишили подлым способом?

– Вот уж кто бы про подлость-то говорил! – возмутился Анэсти. – Мало того, что беднягу фейри закабалил, так еще и, небось, по всей Фартальезе кладовые с погребами обчищать заставил!

– Не докажете, – огрызнулся аллеманец, бросив взгляд на дверь.

Оливио ленивым жестом потянул ману и сбросил ее в сторону двери, создав слегка светящийся заслон. Аллеманец, поняв, что сбежать не получится, опять схватился за голову и разразился ругательствами. Малыш Якоб продолжал нарезать круги по залу, самозабвенно отплясывая.

– Конечно, по фартальским законам свидетельство фейри для суда значения не имеет, – сказал Тонио. – Но если имеются материальные доказательства воровства, то и свидетельство фейри можно принять.

Робертино многозначительно потрогал все еще стоявшую на столе перед ним бутылку из-под альмауваса:

– А доказательство имеется, любезный. Это вино нельзя купить, его можно только получить в подарок… или украсть. К тому же я сам, лично видел, как по твоему приказу фейри крал эту бутылку из погреба в столичной резиденции Сальваро. Все бутылки пронумерованы и учтены, так-то.

Аллеманец отнял руки от головы, плюхнулся на стул рядом с ним и простонал:

– Ну и чего вы от меня хотите?

– Возмещения ущерба, – усмехнулся Робертино. – Конечно, альмаувас не продается, но… думаю, что эскудо будет довольно. К тому же фейри крал не только альмаувас, насколько я успел заметить, альмадино тоже недоставало. Так что, любезный, неси сюда эскудо, и попробуй только удрать – сильно пожалеешь.

Ругаясь, аллеманец поднялся и поплелся в заднюю комнату, где, продолжая ругаться, долго возился. Наконец, вышел обратно с кожаным мешочком и бросил его на стол перед паладинами. Анэсти возмущенно посмотрел на него, но у остальных ни мускул не дрогнул. Оливио сказал только с отчетливым плайясольским акцентом:

– Как положено, любезный.

Аллеманец пошел пятнами, дрожащей рукой взял мешочек, положил на поднос и с поклоном поставил перед Робертино. Тот взял мешочек за завязку, подкинул в руке, удовлетворенно кивнул:

– Ну, теперь всё. И учти, любезный, тебе еще очень повезло, что мы заинтересовались этим делом раньше, чем твоими низкими ценами заинтересовалась Фартальезская гильдия заведений общественного питания. От гильдейцев одним эскудо ты бы не отделался.

С этими словами он встал, сунул тяжеленький мешочек в карман, надел берет и перчатки, набросил плащ. Остальные последовали его примеру, Оливио убрал заслон с двери. Тут к ним подбежал Малыш Якоб:

– Как и обещал Малыш, его благодарность велика!

И он сунул каждому в руку по стебельку четырехлистного золотого клевера. А потом исчез в вихре зеленоватых искр.

Паладины покинули тратторию, оставив несчастного и униженного хозяина рыдать над утраченными деньгами и неполученной прибылью.

По дороге в казармы Тонио, бережно воткнув в петлицу мундира клевер, сказал:

– Признаться, не ожидал от тебя, Робертино, такой деловой хватки.

– А что такого? – усмехнулся Робертино. – Конечно, цехин достался мне даром, лет пять назад дядя Гуго привез нам с Алисией шкатулку со всякими момбайскими безделушками и монетами. Однако... мерзавца надо было наказать, а деньги возместить. Не себе ж в убыток его наказывать. Да и Тадео очень расстроился из-за пропажи вина, хочу ему в утешение подарок сделать. К тому же у него сын скоро женится, тысяча реалов лишней ему точно не будет. Ну триста себе возьму – вместо цехина. А остальное мы поделим. Вы, парни, лучше скажите – кому четырехлистники отдадите?

Вопрос был не праздный: паладины отлично знали, что фейские подарочки, даже искренние и в благодарность сделанные, всегда несут в себе какой-нибудь подвох. Но был надежный мистический способ это их неприятное свойство убрать – подарить кому-то другому. Правда, тогда и магия самого подарка слабела, но это все же лучше, чем постоянно ждать какой-нибудь гадости. А тот, кому такой подарок передаривали, получал от него лишь хорошие свойства, хоть и слабенькие.

Тонио потрогал клевер:

– Жиенне подарю.

Оливио, Анэсти и Робертино удивились:

– Ого. А почему ей?

Мартиниканец покраснел так, что румянец был виден даже на его темной коже и под татуировками:

– Ну… сами понимаете, не маленькие. Нравится она мне очень.

Робертино вспомнил, как иной раз Тонио смотрел на инквизиторку Жиенну, сестру-близнеца их приятеля Бласко, и кивнул:

– Понятно. Думаю, она оценит, – он вздохнул. – Я... Луисе подарю. Не возражаешь, Оливио?

Тот плечами пожал:

– С чего бы мне возражать? Я давно уже понял, что ты в нее втрескался по самые уши... Дари, конечно… Я свой Джамино отдам. Ему не помешает немного удачи.

– А я племяннику, – Анэсти тоже воткнул клевер в петлицу. – В Ингарии поверье есть, что золотой четырехлистник не только удачу приносит, а еще и мастерство особенное дарует тем, кто с металлом работает. Мы же, Луческу, потомственные кузнецы. Так что пригодится.

Над городом поплыл колокольный звон, призывающий к вечерне.