Виктор Угаров - Дикий артефакт [litres]

– А как я скрою ваше исчезновение? Вас же запомнили в Дневном Дозоре!

– Вспомни мои уроки по маскировке, заклинания по смене видимой оболочки. Нечто вроде паранджи у мусульманок или вуали светских дам. Ты сможешь на несколько минут показываться на людях в виде дяди-помощника. Это для простых людей, Дозоры этим не обманешь. Для них останется лишь одно древнейшее средство – искусная ложь. Дерзай, малыш! Надеюсь, я смог тебя кое-чему обучить.

– Учитель… – Леви замялся. – А вы мне покажете свое… сокровище?

– Не стоит, ученик, – мягко возразил Давен. – Во-первых, оно не здесь. А во-вторых, пусть тебя минует этот великий соблазн. Поверь, такой могучий сгусток Силы для тебя безопаснее в виде легенды, чем вживую.

Монах вздохнул и поправил на плече сумку:

– Я уйду тихо. До встречи, – и шагнул в Сумрак.

Сражения накатывались на западные рубежи русских земель. Накатывались и отступали, рисуя, как волны на песке, зыбкие границы государственных владений. И в эту кровавую кашу, заваренную на людских амбициях и жадности, нырнул скромный католический монах, несущий за пазухой грубой рясы плоский булыжник величиной с человеческий кулак. Простой камень, средоточие Силы – багровое солнце магической энергии…

Глава испанского сектора Инквизиции наслаждался представлением.

В центре его кабинета напротив друг друга стояли две изысканно одетые дамы и ругались, как базарные торговки. Оскорбления на испанском летали по комнате подобно колдовским огненным шарам:

– Аскэросо!.. Бруха!.. Вэтэ аль дьябло! [1] Мерзавка!.. Шлюха!.. Пошла к дьяволу! ( исп .)

«Незатейливо, но при этом весьма действенно», – усмехнулся про себя Северино.

Он покосился в угол, где, нахохлившись в кресле, сидел Дуги Мак-Донелл и с тревогой наблюдал за перепалкой женщин. Конечно же, шотландец переживал за свою любовницу, молодую Ванду. Напротив нее, сверкая глазами, стояла Лала, бывшая шувихани цыганского табора, ведьма старая, опытная и коварная.

Соперниц подогревала давняя вражда, возникшая из-за глупой кражи амулетов у древней ведьмы. Но Сантана был вынужден свести их вместе: каждая была незаменимым агентом, а дел было невпроворот.

Лучше будет, если они разберутся между собой прямо на его глазах, раз и навсегда.

– Мэ тут накамам! [2] Я тебя ненавижу! ( цыг .) – перешла на цыганский Ванда.

А затем гортанным голосом произнесла длинную фразу, и слова срывались с ее языка, как плевки.

Лала замерла. Кровь отхлынула от ее лица, и в руках женщин необъяснимым образом появились ножи. Сантана был знаком с этим оружием: самодельный клинок с загнутым кончиком лезвия, «чури», заточенный с внутренней стороны до остроты бритвы. Где же эти чертовки прятали ножи среди своих кружев и шелков?!

В наступившей тишине Инквизитор чутьем Иного распознал, что цыганки готовят боевые заклинания – дело шло к смертельному поединку. Стало понятно, что они готовы не только нарушить запрет на дуэли между Иными, но и преступить «табу на железо» в схватках между цыганами, то есть готовы стать отверженными – «магирдо» – для своего бродяжьего племени.

«Совсем ополоумели, – подумал Инквизитор, – пора употребить власть!»

Сантана, не вставая, жестом активировал магическую заготовку, и между женщинами выросла стена голубого пламени. Они непроизвольно отшатнулись, но продолжили сверлить друг друга злобными взглядами.

Было похоже, что предупреждение начальника, мастера огня, не произвело должного впечатления. Оставалось последнее средство.

Инквизитор мысленно потянулся к знакам карающего огня на их телах, которые он сам же и поставил много лет назад. Цыганок скрутило от невыносимой боли, они рухнули на колени, а ножи выпали из тонких рук.

Настало время для задуманного плана.

– Милые дамы, – сухо сказал испанец, и, судя по интонации его голоса, «милыми» он их вовсе не считал, – вы на службе и под присягой! Дуэли запрещены законом, а вы устроили схватку прямо на моих глазах и при свидетеле. По нашим правилам наказание неизбежно. Я налагаю на вас заклятие «общей судьбы» сроком на десять лет. Если за это время одна из вас погибнет от руки или по наущению другой, то вторая отправится за нею следом. В Сумрак, навечно!

Инквизитор произнес заранее заготовленное заклинание.

Под конец он хлопнул в ладоши, и женщин накрыла еще одна волна боли. Делать этот последний эффектный жест было вовсе не обязательно. Просто еще один воспитательный момент, не более того.

– Думаю, нам пора поужинать. – Инквизитор сменил тон на дружелюбный. – Дуги, помоги дамам подняться и позови служку.

Следующие полчаса прошли в молчании.

Два монаха, старательно отводя взгляды, расставляли посуду и блюда с едой, а женщины приводили себя в порядок. Когда накрыли на стол и служки удалились, Сантана полез в настенный шкаф и в знак примирения достал два кувшина с вином трехлетней выдержки.

Несмотря на духовные запреты, монахи-доминиканцы послушно доставляли ему, советнику местного трибунала святой инквизиции, лучшие творения виноделов с берегов Риохи. Он поставил кувшины на стол, и пока Дуги галантно разливал темно-красную жидкость по кубкам, отметил про себя, что цыганки разительно переменились.

Теперь за столом сидели не разъяренные фурии, а ухоженные светские дамы. Ни единой помятости на пышных одеяниях, затейливые прически выглядели безупречными. Лала загадочно улыбалась, разглядывая книжные полки, а Ванда призывно мерцала ореховыми глазами из-за полураскрытого веера.

Идальго понимающе улыбнулся: «Вот оно, истинное женское колдовство!»

Похмелье – оно поражает всех, Иных и людей, от простых крестьян до королей. Вчера не обошлось двумя кувшинами красного риохского. За ним последовали другие, но сколько – он не смог припомнить. Ванда почему-то воздержалась от пьяного веселья, зато Лала и начальник погуляли на славу.

Сегодня с утра бывшая шувихани цыганского табора сняла головную боль и тошноту, но оставила без изменений сосущую пустоту в душе, поблекшие краски мира и мрачные мысли.

Инквизитор маленькими глотками втягивал горячий травяной отвар, приготовленный монахами, и с отвращением смотрел на два документа, лежащих перед ним на столе.

Оба появились сегодня ближе к вечеру и почти одновременно.

Сначала возник чопорный курьер из Праги и после множества формальностей вручил послание от Совета Инквизиции: свернутый рулоном лист добротной бумаги под защитой магической печати. Курьер заставил Сантану при нем снять защиту, прочесть, но, так и не получив ответа, наконец-то исчез.

Второй документ оказался маленьким и невзрачным. Собственно, на столе лежала всего лишь записка на лоскутке холстины величиной с ладонь. На нем простыми чернилами было коряво выведено: «Sapere aude!»