Тимоти Лирик - Эльфийский порно-спецназ в логове национал-вампиров

Только вина. Конечно, вина перед моей богиней, которую я сам, получается, лишил божественности.

Я покрылся красками величайшего стыда и ответил ей:

— О чем ты говоришь, милая? Сонечка, я люблю тебя.

— Я видела, как ты ешь клопов, Яша. Ты ешь разумных существ, наших лучших друзей.

— Это был сон.

— Тогда почему ты плачешь?

— …такими крупными слезами? — Я улыбнулся. — Ты болеешь, хорошая моя, и я очень хочу, чтобы ты выздоровела, чтобы стало, как раньше.

— Как на том песчаном острове? — В ее взгляде появилась какая-то детская лукавость, и меня передернуло от самой мысли, что мы воспламенимся с этим потусторонним, безвинно покалеченным мной существом.

Это как… Как с ребенком, что ли…

— Да, милая, как на острове, — тихо сказал я и лизнул ее в глазик. — Спи.

Она задышала ровнее, я посидел на краю ее постели, проклиная тот день, когда мне стукнуло в голову стать охотником.

В животе глухо ухнуло — остатки клопяток приветствовали своего пожирателя.

Кто пробовал это блюдо, тот никогда не откажется от новой облавы.

Я пошел к наставнику.

Скипидарьи на секретарском посту не было, дверь оставалась полуоткрытой, шеф сидел в кресле и барабанил пальцами по модной книге «Примерноноль», лежавшей на его коленях.

— Куда дальше, Ярополк Велимирович?

— А? — Он посмотрел на меня, как на чудесно возникшее явление. — А, это ты… Что там с Соней?

— С Соней полный пиздец, — устало вымолвил я. — Она боится, что я ее съем, и хочет снова на песчаник.

— А ты?

— А я хочу на новую охоту. Куда летим?

— Никуда я не полечу, Яша. — Оборонилов встал, бросив книгу на пол, прогулялся до бара, вернулся с коньяком и двумя стаканами. — Я дисквалифицирован за прошлую охоту. Да и эта сложилась совершенно неудовлетворительно. Кодекс…

— В жопу клопоматери ваш драный кодекс! — проорал я, ничуть, кстати, не удивив шефа. — Вся эта напыщенная самурайщина о высшей мести и эстетике возмездия — полная чушь! Охота — это счастливый шанс вкусить самой лучшей жратвы во вселенной, вот что такое эта ваша охота!

Я много чего еще наговорил, пока не заткнулся, а Ярополк Велимирович терпеливо ждал, держа два наполненных стакана.

— Всё? — ласково поинтересовался он, когда я залепил пасть. — Тогда выпьем.

И мы сделали это по-русски — до дна.

И мне полегчало.

— Да, Яша, кульминация охоты — это пир. Подлинный и идеальный. И о нём нет ни слова в нашем кодексе. Но не потому, что мы лицемеры, Яша… Пир — это наше предназначение и наказание. Сейчас у тебя первый в жизни отходняк. Гормоны счастья, которые содержались в юных клопах, подошли к концу. А тут еще такой удар с Соней… Хотя он, будь уверен, смягчил падение в эмоциональную яму. Если бы наша охота прошла идеально, ты сейчас либо рыдал бы у меня на плече, либо я вынимал тебя из петли.

Мы жахнули еще по чуть-чуть, потому что бутылка закончилась.

— Четвертый-пятый день после первой охоты — это как позорное поражение после великой победы. Но следующие отходняки будут легче. Но дальше — без меня. Я достал Разоряхера. Это был вопрос принципа. Он, тварь такая, смылся под занавес, конечно, но главное произошло — его презренное семя погибло, и он знал, подыхая, что проиграл. Отличный повод уйти на покой.

— А как же я? — я был растерян и подавлен, и мнилось, что более несчастного существа нет ни в этой галактике, ни за ее пределами.

— Найдешь команду, продолжишь карьеру охотника.

— После того, как участвовал в команде изгнанного?! — Я выразительно посмотрел в сторону бара.

— Решил выпить все мои запасы? — Наставник засвистел, что у нас означает смех. — Сейчас.

Он принес еще бутылку.

— Значит, слушай сюда, юный карьерист. Удар по твоей репутации невелик. Я нанял тебя, не поставив в известность о том, что моя лицензия отобрана. Мои объявления о найме хранятся в инфосети. Твой компьютер хранит информацию о том, что я блокировал доступ к своему профайлу и к списку изгнанных тоже. Ну и, наконец, завтра я дам интервью одной хвостатенькой ящерке. Она прилетает к скандально известному на родине охотнику-нелегалу, чтобы порадовать домоседов жареным. Я тебя всячески отмажу и превознесу, будь уверен.

Мы молча пили коньяк, а потом шеф спросил:

— Ее с собой будешь возить?

— Конечно.

— Ты хороший вылезавр, Яша. Я бы так не смог. А ты выдержишь, поверь старому цинику. Ну а теперь выполняй обещание — рассказывай, где болтался, когда дезертировал с охоты…

Марлен целовал Светлану так осторожно и одновременно страстно, как никогда не целовал. Вдруг осознав, что она перестала отвечать, он испугался, отстранился, будто школьник, которого застукали с одноклассницей где-нибудь под лестницей…

— Что-то не так, — тихо сказала Света.

Из-за приоткрытой входной двери сквозило, внося в прихожую смесь запахов, терзавших обострившееся обоняние полукровки: кошачья моча, дым дешевых сигарет, соседская подгоревшая каша, пластик какого-то нового бытового прибора, старое помойное ведро… Марлен закрыл дверь и глубоко вздохнул.

«Пожалуй, надо ручку поменять, разболталась», — подумал он, хотя озабочен-то он был совсем не состоянием фурнитуры. Слишком хорошо Востроухов знал свою… А, собственно, кого свою? Жену? Сожительницу? Любовницу?

Света смотрела и смотрела на него, пока он не взглянул в ее глаза, и мгновение сначала растянулось, а затем со свистом обрушилось в пропасть времени — оказалось, на кухне засвистел чайник.

Девушка заспешила к плите. Марлен разулся, пошел следом. Мелькнул в комнате кульман — Света работала над новым проектом. Сделав шаг назад, Востроухов задержался у порога. По полу были разбросаны забракованные Светой эскизы. Много, целый ворох. Полукровка стал еще мрачней.

Минуту назад Светлана была счастлива, что он вернулся, но сейчас всё переигралось. «Баба, она сердцем видит», — крутилась в его уме неуместная цитата.

Девушка стояла, обхватив плечи руками. Марлену нравилась эта ее поза, и кофточка (выбирали вместе), и юбка, под которую ему случалось залазить совершенно по-деревенски грубо, и тогда Света смеялась, требуя хотя бы «семачек, а то ишь грабли распустил».. Почему-то он почти убедил себя, что всё это — в прошлом.

— Я — упырь, — сказал он хрипло.

— Сам?..

— Иначе бы умер.

Она закусила губу.

Он уловил — до крови.

Конечно, в нем не возникло желания наброситься и впиться в ранку… Но каково будет Свете рядом с ним?

— Я не стал чудовищем, — вымолвил Марлен. — Мне не надо охотиться, не надо прятаться от солнца, чуть-чуть крови раз в неделю, а то и дольше…

— Чьей?

Востроухов промолчал.

— А чай будешь? — На ее губах заиграла неуверенная улыбка.