Оксана Крыжановская - Будь моей девушкой, или мой супер-парень

- Как вы думаете, она меня простит?

Лэс строго взглянула на парня. До этого ей казалась, что Лена довольно взбалмошная и не умеющая сдерживать эмоциональные порывы барышня, но после их разговора, аналитик поняла, что она довольно рассудительная, и начала испытывать к девушке симпатию. Притом, как женщина, аналитик слегка сочувствовала Лене, так как Лэс "пробуждалась" сама, без помощи организации.

- Простит, в каком именно варианте? - раздраженно спросила Лэс. - В а) простит, что ты все это время притворялся, или б) простит, что ты вначале притворялся, а потом влюбился в нее? Потому что если "а" то она погорюет и забудет тебя, а если "б" то отсюда возникнут еще два варианта: а) ты уедешь, а она будет страдать из-за своих и твоих чувств, и б) ты уйдешь, а она будет очень сильно страдать из-за своих и твоих чувств.

- Я, в отличие от вас, не "перерожденный", и силы у меня осталось очень мало, - раздраженно ответил Марс, так как ему очень не понравились выводы.

- Хорошо, - легко согласилась Лэс. - Вот только, ты с восьми лет живешь и работаешь в организации, и как думаешь: сможешь ты так просто так взять и кинуть то, чем занимался всю жизнь? Сможешь жить без силы?

Лэс внимательно смотрела на Марса ожидающим взглядом, а тому не было что сказать, потому что аналитик была права: он не сможет жить без силы. И, ко всему, у него были один давний счет, который он поклялся отплатить.

Елена

Я чувствовала себя уставшей и опустошенный. Казалось, рассказ Леси иссушил меня, вампир свою жертву. Я когда я с ней разговаривала, то представляла себя, что это все происходит не по-настоящему, в книге. Теперь же осознание "прочитанного" накинулась на меня, похуже чем после прочтения Кастанеды.

Когда я оказалась в отведенной мне комнате, то первым делом ущипнула себя за руку. Было больно, но посчитав, что возможно этого не достаточно для того, чтоб проснуться, я укусила себя.

Стало больно и обидно, и в кровати своей я не проснулось с мыслью, какой мне приснился классный сон.

Подойдя к стене, я хорошенько приложилось об него лбов. В ушах зазвенело, а перед глазами закружились ухмыляющиеся рожи Соколова.

- Боже мой, - с ужасов сказала я, съехала по стеночки на пол и рассмеялась.

Хохотала я долго и со вкусом: истерически, навзничь, до хрипоты, пока гордо не сдавила горечь и с глаз не потекли слезы. И теперь я завывала, как волчица на полную луну.

Было больно, горько, обидно… и противно, от того, что отчасти я понимала мотивы этой некой организации и Соколова.

Подойдя к столу, где оставила открытую бутылку вина, я села возле кровати, достала телефон и включила первую попавшуюся песню.

- За дверь я выгнал в ночь.

Но выйти вон и сам не прочь…

Вспомнился Антон Городенский, который гадал по плей-листу. Да уж, выпавшая мне песенка…

-… Какая грязь, как власть

И как приятно в эту грязь упасть… - пел Кипелов, а и я пела вмести с ним, заполняя мысли словами, чтоб не дать появиться в голове другим мыслям и главное воспоминание.

Пила вино я прямо из горла, потому что в комнате не обнаружила ничего подходящего, для использования вместо пепельницы, и струшивать пепел пришлось в захваченный стакан.

Следующая песня была не менее "удачливой". В ней солист группы Би-2 пел, как он медленно сходит с ума, от чего я опять с горечью рассмеялась.

Несмотря на открывшуюся правду, мне в это раз было не так больно, чем когда я узнала об первом Александре. Известия о том, что в мире существует магия, меня тоже шокировали, но отчасти я всегда в нее верила, да и это извести отошло на задний план, из-за известия о том, что для Соколова я была всего лишь заданием.

Какая ирония: одни Александр соблазнил меня и использовал, чтоб получить деньги, а второй силу.

- Мама, скажи, где нормальные парни. Это, что есть лживы и коварны. Вымерли все джентльмены и романтики. Мама вокруг одни хитрые гады! - пропела-прошептала я и почувствовала, как слезы вновь текут по щекам.

Хотелось выть, раскрошить тут всю и пойти набить морду Соколову, но я сдержалась, разделась до трусов и майки, залезла на кровать и почти мгновенно провалилась в сон.

***

Утром я долго лежала в кровати, смотрела на потолок и набиралась храбрости выйти из комнаты, чтоб поговорить с Соколовым. То, что разговора не избежать, можно было предсказать даже без всяких способной, но я решила для себя, что буду вести себя спокойно и адекватно. Не буду при нем истерить и тем более плакать. Он и так разбил мое сердце, но гордость свою я трогать не позволю.

Когда я приподнялась на локтях, то обнаружила, что на краю кровати лежит аккуратно сложенное полотенце, черные штаны и майка, а сверху записка.

"Ванна налево, последняя дверь".

Скомкав записку и кинув ее на пол, я решила проигнорировать "подачку", но моих шмоток в комнате не обнаружилось. Как и пустой бутылке и "пепельницей". Хорошо хоть пачку сигарет оставили.

Минут пять я решала, как поступить лучше: выйти из комнаты в одном белье, завернутой в полотенце или в предложенной одежде. Потом плюнула, натянула майку со штанами и вышла.

В коридоре летал запах яичницы с колбасой, от чего я вспомнила вчерашнее утро, точнее тогда был уже обед, и поняла, что отныне никогда на завтрак питаться подобным не буду.

Приняв дух, я направилась на кухню, где обнаружился Соколов. Он стоял у плиты, одетый в смешной фартук с вышитыми сливами.

- Доброе утро, - произнес он, не оборачиваясь.

- Доброе, - хмуро ответила я, а потом рассмеялась, вновь вспомнив вчерашнее утро.

Мы ведь с ним поменялись ролями. Даже не вериться, что прошел всего один день.

- Будешь завтракать?

- Не хочу.

- Кофе?

- Ладно.

Соколов налил в кружку кофе, повернулся и взглянул на меня, но тут же опустил глаза на пол.

Взяв полную кружку и пустую, я залезла на подоконник и закурила. Соколов вновь на меня взглянул, но говорить ничего не стал.

- Где моя одежда? - через несколько глотков кофе, спросила я.

- Лэс ее постирала и она сушиться.

- Это что ли намек, что я грязнуля? - попыталась пошутить я, но Сколов кинул на меня короткий взгляд и серьезно ответил:

- Нет.

- Значит, она сделала это для того, чтоб проснувшись, я тут не убежала, а поговорила с тобой, - задумчиво произнесла я. - Ну ладно, говори.

Выключив конфорку, Соколов отставив сковороду, затем повернулся, прямо взглянул мне в глаза и серьезно сказал:

- Я хотел извиниться и объяснить…

- Можешь не утруждаться, я тебя простила, а Леся мне вчера все и так объяснила, - с нарочным равнодушием и легкой усталостью сказала я, хотя внутри сердце у меня обливалось кровь, но я не собираюсь показывать, как он сломал мое сердце. - Сила у тебя кончается, поэтому тебе нужно было от кого-нибудь подзарядиться, а тут как раз подвернулась я - это поняла еще вчера.