Владимир Васильев - Время инверсий

Бермас ответил, но, как показалось Шведу, очень неохотно:

— Промышляет кто-то ночами… не пойми кто. Светлые проводили расследование, видимо — безрезультатное. По-моему, они даже не очень возражали, когда Инквизиция затеяла возрождать наш Дозор.

— Но кто может промышлять? Видно же, это не вампир, не оборотень… не бескуд, в конце концов. Кто может выпить жизненную силу без остатка?

— Из Иных — никто не может, — очень спокойно сказал Аркадий Семенович.

— А если не Иные — то кто тогда? Не люди же?

— Не люди, — подтвердил Бермас. — Точно не люди. Я же сказал — не знаю кто. Мы, Иные, не единственные под этим небом, кто пользуется магией.

У Шведа непроизвольно вытянулось лицо:

— В… каком смысле?

— В прямом. — Бермас встал и вернулся к закипевшему чайнику. — Мы пользуемся магией Сумрака. Те, кто пьет силу у людей без остатка, пользуются какой-то другой магией, кардинально другой, не имеющей отношения к Сумраку. Они не люди и не Иные — они отдельно. К сожалению, Светлые не хотят этого признавать и ведут себя так, словно в Киеве орудует заурядная темная секта, не исполняющая Договор.

Аркадий Семенович заварил чай, выложил на блюдечки по паре кубиков сахара и снова присел к столу.

— Так вот зачем нужен во главе Дозора желторотый болванчик, — тихо произнес Швед, глядя в пол.

— Вы умный юноша, — бесстрастно похвалил Бермас. — Быстро догадались.

Швед мрачно прикидывал — много ли у него шансов уцелеть, если все сказанное Бермасом правда и если в Киеве заварится серьезная каша. По всему выходило, что шансов немного — если даже Лайк предпочел по-тихому исчезнуть и отсидеться где-то в тайной норе.

— И что, давно эти не-Иные объявились?

— В этот раз — около года назад.

— Выходит, были и другие разы?

Бермас без особого веселья усмехнулся:

— Молодой человек, в этом мире все уже случалось, и не по одному разу. Бытие — это бесконечный бег по кругу, как бы банально это ни звучало.

Он немного помолчал.

— Доказательств у меня нет, но зато есть подозрения и основанная на них уверенность. Я тогда был просто врачом и знать не знал ни о каких Иных и ни о каком Сумраке, хотя в магию, стыдно признаться, верил вполне искренне. У меня умерли несколько пациентов, тогда я так и не понял, от чего. А сейчас уверен, что у них точно так же откачали жизненную силу, всю без остатка. Я пытался расспрашивать старых Иных… Лариса Наримановна меня однажды довольно резко осадила. И я перестал касаться этой темы. Это все, что я знаю, Дмитрий. И я буду признателен вам, если в дальнейшем вы не станете слишком настойчиво ссылаться на меня, если дойдет до разговоров с кем-нибудь из корифеев. Просто примите эту информацию к сведению, но постарайтесь на нее особенно не опираться, поскольку сами видите — это просто догадки и ничего, кроме них. Я могу быть сколько угодно уверен, но под прессом-то окажетесь вы.

Швед медленно покивал, пребывая словно бы в легком трансе.

— Скажите, Аркадий Семенович… Ранее во главе киевского Дозора уже становились неопытные Иные, так ведь?

— Бывало, — не стал отрицать Бермас.

— И что… Это случалось тоже во время… подобных кризисов?

— Скорее да, чем нет, — уклончиво ответил научник. — Но порадовать мне вас нечем: кризис обычно оказывался сильнее. Потом, когда все более-менее рассасывалось, внезапно возвращался Лайк, и наступала очередная эра спокойствия и благости, лет на двадцать. Однако вас это, полагаю, не утешит, как ранее не могло утешить тех, кто оказывался кризисом размолот в мелкую пыль.

Бермас встал, показывая, что разговор закончен, и нарочито бодро сообщил:

— Чай уже заварился, наверное! Сейчас попробуем! У меня исключительный чай, смею заверить.

И правда, чай был выше всяких похвал. Во время чаепития говорили только о пустяках, и Швед забыл о них через двадцать минут, тотчас же, как переступил порог кабинета Аркадия Семеновича.

«Ну и денек выдался! — подумал Швед напоследок. — А ведь прошлым утром я просто отправился в родимый николаевский офис поглядеть, что там и как, повидать ребят, войти в струю…»

Вошел, ничего не скажешь.

В соседней комнате мощно храпел Симонов, поэтому Швед поставил простенькую акустическую завесу под названием «Полог», которой научился в Вологодской области у бойкого старичка из глухой деревни Бекренево.

Не спалось.

До площади Победы их с Симоновым подкинул Витя на фургончике и скрылся куда-то в ночь. А перед тем как скрыться, велел записать мобильник и если надо — не маяться дурью с ловлей людей-автомобилистов, а просто звонить.

У Шведа никак не шли из головы слова Аркадия Семеновича о неправильных магах. Получается, бывает какая-то другая, не сумеречная магия?

Чем дольше Швед размышлял, тем меньше ему хотелось верить Аркадию Семеновичу. В сущности, что известно Шведу об этом Ином? Только то, что он сам о себе рассказал. Пара вопросов Симонову перед отбоем убедили Шведа, что винничанину известно о начальнике научного отдела немногим больше. Например, что зовут его на самом деле Арон Самуилович, а Аркадием Семеновичем он назвался уже в сравнительно недавние времена. Ну, еще то, что он очень давно работает в Дозоре, сначала начальником лаборатории был, потом стал руководителем всего отдела. Исключая самое последнее время, разумеется. Но этот год с небольшим Аркадий Семенович дома вроде бы продолжал исследования и систематику, не стал прерываться, что и понятно — кому как не Иным знать, что все проходит, в том числе и смутные времена?

Зачем он вот так, с ходу, ошарашил и без этого сильно обалделого Шведа информацией о загадочных магах? Стоит ли верить ему?

Швед решил, что — нет, не стоит. Точнее, не стоит воспринимать информацию от Бермаса как заведомо правдивую. Нужно просто принять ее к сведению и ни в коем случае не полагаться на нее как на истину, как сам научник и посоветовал. Но и не отметать ее с ходу. Время покажет — Швед тоже начал это понимать глубинным естеством Иного, у которого впереди довольно времени. Он сам сейчас как свеча на ветру — всем виден, и каждый норовит задуть. Еще не забылись одесские интриги в борьбе за руководящее кресло, и нате, опять! Только уровнем выше. Швед был не прочь уйти из начальства, но уходить в роли идиота, поверившего досужим сказкам, не хотелось совершенно. Уходить — так исключительно с высоко поднятой головой, и чтобы можно было потом оглянуться и удовлетворенно подумать: вот это, это и еще во-он то сделал я, когда меня бросили восстанавливать киевский Дозор.

А кроме того, в ближайшее время, можно не сомневаться, ему придется выдержать множество проверок и неизбежных экзаменов на зрелость и выживание в условиях столичных интриг, будь они неладны.