Анна Семироль - Элоиза

— Не надо…

— Надо. Никуда я тебя не отпущу. Живи у меня. Ты мне не в тягость. Я тебя не обижу. Обещаю.

— Ты не знаешь. Я…

— Ты потом мне всё расскажешь, — отрезал Святослав, — и то — если захочешь. А сейчас… просто останешься. Хорошо?

Она робко кивнула и подняла на Славку глаза. Большие, грустные, серо-зелёные глаза. Святослав ободряюще улыбнулся.

— Эх ты, кошечка…

Полчаса спустя они пили на кухне крепкий, ароматный чай с мятой. Девушка сидела, переодетая в Славкину футболку и «домашние» джинсы, задумчиво водила ложечкой в чашке, мешая заварку и заворожено созерцая танец чаинок.

— Мороженого хочешь? — неожиданно спросил Святослав.

— А? — вздрогнула она, — Извини, задумалась.

— Я говорю: хочешь мороженого? Ты же, вроде, его любишь. Или нет?

— Люблю, — смущённо улыбнулась девушка.

Славка открыл морозильник и вытащил оттуда небольшой брикет.

— Держи. Шоколадное, с вафлями.

— Спасибо. А ты?

— Сейчас не хочется.

Святослав задумчиво пронаблюдал, как тонкие девичьи пальчики развернули мороженое, подал девушке блюдце, сделал глоток чая и спросил:

— Как зовут-то тебя?

— Элоиза.

— Странное имя. Ни разу не слышал. Хотя… вроде, у «Наутилус Помпилиус» песня была…

— Элиза, Елизавета, Эльвира, Елена, Илона — лучше? Можешь звать, как тебе вздумается.

Славка подумал, пожал плечами.

— Не, мне больше нравится Элоиза. Просто имя довольно редкое, да и… — он захлопнул рот, но девушка, вздохнув, всё же закончила за него:

— Да и не так часто встретишь кошку, которая на самом деле вовсе не кошка. Я тебя правильно поняла?

— Вообще-то да, — признался Святослав, — но я ничем не хотел тебя обидеть.

— Представляю, кем ты меня считаешь, — медленно, словно задумавшись, произнесла девушка, — Monstrum magnum как минимум.

Славка поморщился, махнул рукой.

— Ну что за мысли! И вовсе я так не считаю. Я просто не знаю, что о тебе думать. И вообще понятия не имею, кто ты такая. Не кошка же?

— Не кошка, — согласилась она, отправляя в рот ложку мороженого и запивая его чаем, — Только не говори, что это известие тебя успокоило.

— Успокоить — не успокоило, но я и не дрожу от страха, как ни странно. Просто интересно. Несколько недель я жил с кошкой… с обычной кошкой… разговаривал с ней, порой о сокровенном, переодевался при ней, совершенно не стесняясь и ничего не подозревая. Играл с ней в обычные для домашних животных игры, дрессировал… А киска однажды возьми да и «скинь шкурку». Мистика прям какая-то. Ты оборотень, что ли?

— Нет. Я ведьма.

Святослав нервно рассмеялся, встал с места, сделал круг по кухне.

— Типа Бабы-Яги, да? Ну, это проще!

Элоиза нахмурилась. Кусочек мороженого сорвался с ложки и упал в чай, растаяв и превратившись в маленькую расплывчатую кляксу.

— Слав… Ты не знаешь, с чем связался. Не понимаешь, кто я. Сейчас ты всё воспринимаешь, как большой прикол, а всё серьёзно. Мне действительно лучше уйти. Поблагодарить тебя за заботу и гостеприимство и уйти. Так будет лучше для тебя.

— Неубедительно, Элоиза. Все эти картинные речи… Скажи, ты помнишь, что было до того, как я принёс тебя сюда?

Плечи девушки дрогнули.

— Да, — она помолчала, потом тихо добавила: — Всё равно ОН снова меня найдёт.

— А я не хочу, чтобы этот самый «он» тебя нашёл, — уверенно заявил Святослав, — Поэтому ты и останешься.

— Слав… — начала она умоляюще.

— И закроем этот вопрос. Кушай своё мороженое, Элоиза, а то оно тает, — мягко и настойчиво сказал он.

— Послушай… а как же Полина?

— Полина? Никто не узнает о тебе, если ты захочешь. А Полина… Я ни в коем случае не хочу портить с ней отношения, поэтому… — он нервно рассмеялся, — Да ты что, думаешь, я способен изменить ей с первой встречной? Да я тебя едва знаю!

Сказал — и тут же пожалел о сказанном: Элоиза обидчиво вспыхнула, потом так же резко побледнела, встала из-за стола и вышла из кухни.

— Дурак, — услышал Славка лаконичное из коридора.

Парень не спеша допил свой чай, убрал мороженое в морозилку, вымыл посуду и только тогда направился в свою комнату.

Джинсы и футболка висели на спинке стула. Кошка сидела на подоконнике, отвернувшись и обняв хвостом лапки, и являла собой живое воплощение упрёка.

— Элоиза, — негромко позвал Святослав.

Кошка тоскливо посмотрела на приоткрытую форточку. За окном тихо шептал что-то дождь. «Быстро же погода испортилась», — подумал парень, — «Только что ведь солнце светило, а теперь — вот…» На подоконник снаружи сел голубь. Грязный, мокрый, облезлый какой-то. Посмотрел вокруг, заглянул в окно, увидел за стеклом кошку. Дёрнулся было в сторону, но почему-то вдруг успокоился. Уселся напротив кошки и принялся разглядывать её то одним, то другим маленьким круглым глазом, а потом вдруг громко, взволнованно заворковал. Кошка его внимательно слушала, иногда подёргивая ушками и щуря глаза.

— Ты что, его понимаешь?

Святослав подошёл ближе. Голубь испуганно захлопал крыльями, как-то неуклюже сорвался с подоконника и улетел. Кошка спрыгнула на пол, подошла к своему матрасику возле письменного стола и улеглась, закрыв глаза.

«Как странно», — подумал Славка, — «девушка на кошачьей подстилке… Это так же жалко и нелепо, как яркая, красивая птица в клетке-коробочке для хомяка… или мыши. Ей же неуютно, плохо! Боже, да она живёт так — как животное! — уже несколько недель!». Ему вдруг стало ужасно стыдно и неудобно. Он поднял кошку, перенёс её на свою кровать, положил на подушку, сел рядом и сказал:

— Элоиза, прости меня. Вернись, пожалуйста. Не будь больше кошкой. Я же знаю, что тебе самой это не нравится. Давай я отвернусь… или выйду, а ты станешь собой, оденешься… Ну, прости меня. Ты права: я дурак. Но ты-то… Ты хорошая. Стань собой, пожалуйста. Давай. Я пока выйду.

Она сама пришла к нему на кухню минут пять спустя. Встала у стены, всем своим видом говоря: «Я пришла. Что теперь? Давай мириться, что ли…» Святослав молчал, не зная, что ей сказать. Может быть потому, что почувствовала это, девушка заговорила первой:

— Хочешь, приготовлю тебе ужин?

— Да вообще… Я, вроде, и сам… — замялся Славка.

— Нельзя питаться одной картошкой и полуфабрикатами. К тому же так от меня хоть какой-то толк в доме будет. Ну так… приготовить?

— Приготовь, — кивнул Святослав и поспешно спросил: — Элоиза, значит, ты на меня больше не в обиде?

Девушка пожала узенькими плечиками.

— Знаешь, Слав… Обидеть можно только друга или близкого человека. А я тебе — никто. Значит, не имею права обижаться. Просто ты сделал мне больно.

— Прости, — сказал Славка покаянно.

— У тебя мука в доме есть? — равнодушно спросила Элоиза.

— Нет. Я сейчас дойду до магазина, куплю. Подождёшь?