Евгений Щепетнов - Возвращение грифона

— Итак, вначале пойдут вот эти двое мужчин. (Их-то зачем? Проверить — не мутанты ли они?) Потом, по одному, девушки и вот этот молодой человек.

— Товарищ полковник — с женщинами? Это что такое? Мы же их покалечим!

— А вы бейте так, чтобы не покалечить. Ну так, если только слегка. Вылечим. У нас врачи есть хорошие, — полковник усмехнулся и незаметно мне подмигнул. Я не ответил — у меня все время билась мысль — Маша-то беременна! Ты чего, скотина, тут устраиваешь?! Вот тварь!

— Все, разговорчики! Приказ: первая пара пошла! Сергей и Петр вперед. И вы — ты, и ты — вперед. Начали!

Серега продержался довольно долго, даже подбил глаз своему сопернику, но был вырублен минуты через три — какой бы ты ни был опер — продержаться против «волкодава» — это нереально. Главное оружие опера — голова. И он не бьет ею. Почти. Он думает, ищет, он сыщик. А для силовых операций и существуют «волкодавы». Так что — никаких шансов.

На Петра ушло пять минут и пять человек. Он уложил троих, пока не выдохся. Вот где был цирк! Какое-то мелькание, кутерьма, из которой время от времени вываливались вырубленные «волкодавы». Остальные уважительно смотрели на Петра и тихо переговаривались, кивая головами — одобрям-с, типа.

Помяли Петра крепко — придется его лечить. Глаз заплыл так, что и не видно, и похоже — сломали пару-тройку ребер, я слышал треск, когда он пропустил удар в бок от двухметрового амбала. Впрочем — он все-таки уложил этого здоровяка, но потом лег и сам. Слава богу, хоть живой.

Полковник скучающе смотрел на это развлечение, и на его лице было написано: «Жаль, жаль… ничего интересного».

Оживился он тогда, когда вперед вышла Маша. Она аккуратно сложила пиджачок возле стены, выбрав чистое место, и встала впереди всех.

Я закусил губу, а потом, решившись, тихо шепнул полковнику:

— Она беременна. Если из-за вас она потеряет моего ребенка, клянусь, я вас убью!

— Не потеряет, — невозмутимо ответил Серов и добавил: — Не разбрасывайся угрозами. Ты по ниточке ходишь, не забудь. Прострелить тебе башку дело секунды, не забывай. Ты не всемогущ.

Потом громко объявил:

— Женщинам в живот не бить! Остальное, что угодно. Начали! Первый — пошел!

Маша стояла красивая, беззащитная, маленькая, по сравнению с этими громоздкими мужланами, и у меня просто остановилось сердце. Я дернулся вперед, и лишь рука полковника, схватившая меня за рукав, остановила, не дала вмешаться:

— Не сметь! Не мешать!

Маша слегка улыбнулась, и мужчина, который шел к ней, вдруг упал на колени, блаженно улыбнулся и пополз к своей госпоже, как маленький щенок. Маша погладила его по голове и приказала:

— Врежь этому плохому дядьке! — показав на полковника.

Спецназовец радостно вскочил и отправил свой кулак-дыню в голову Серову. Тот легко ушел от удара и неуловимым движением (мне даже показалось, что он и не коснулся этого парня!) отправил его в кувырок, в сторону остальных охранников, ошеломленных происходящим. Те схватили парня, стали удерживать его, а он рвался, пускал пену, ревел, как зверь, пытаясь достать до Серова, пока Маша не приказала:

— Хватит. Отдыхай. Поспи! — И парень опустился на пол, блаженно закрыв глаза.

— Впечатляет, — бесцветно сказал Маше полковник, — только больше так не делай. Иначе будет плохо. Значит, вот такое твое оружие… Интересно. С тобой достаточно. А ты могла бы заставить его перерезать себе горло?

— Наверное… не пробовала, — смущенно улыбнулась Маша.

— А жаль, — невозмутимо бросил полковник, — теперь ты. — Он указал пальцем на Василису, и та скинула с себя туфли, с удовольствием разминая пальцы ног. Как это женщины ходят в этих сооружениях? Это же ужас какой-то! Я бы давно упал с этаких ходуль или сломал себе ногу.

Я опять напрягся, хотя и знал, что такое оборотни, но все-таки — Василиса не так давно начала мутировать, могла и не преобразоваться как следует. Так что основания для опасений были.

Зачем? Зачем он это делал? Я долго думал после над случившимся и пришел к выводу: испытание силы было лишь поводом. Нас ломали. Они пробовали — насколько нас хватит, насколько мы управляемы и безопасны. Государство не может допустить в своем теле настолько неконтролируемых и опасных существ. Мутантов. Да, омоложение выгодно, да, мутанты для армии — это хорошо. Но насколько они могут подчиняться? Будут ли они безопасны, притом что у них нет сдерживающих факторов в виде идеологической составляющей. Ну, наплевать нам было на всю эту идеологию и на все то, что годами, десятилетиями вбивали в головы людей в этой стране! А это опасно. А если мы захотим изменить существующую власть? Физически устранив руководство страны?

Тут и начинает пониматься эта фраза полковника о том, что мы ходим по ниточке. Он честно предупредил меня о существующем порядке вещей. То, что говорят мне в лицо — о сотрудничестве, — это ничего не значит. Спецслужбы — они могут сказать что хотят, сделать что хотят, прикрываясь лозунгом о государственной необходимости. Читай — по желанию высших руководителей, управляющих этой службой. Верить им нельзя ни в коем случае. Шла «разведка боем». Убедившись, что добиться чего-нибудь обычными средствами невозможно, они пошли другим путем.

Полковник? Зачем он приоткрылся? Не знаю. Может, ему стало нас жалко, а может, скорее всего, он привнес фактор неопределенности, чтобы посмотреть — что будет. Или не хотел потерять ценные кадры из-за нашей неуправляемости. Одно было ясно — мы должны были постоянно показывать, что смирились с нашей участью подопытных кроликов и лекарей и не помышляем ни о каких самостоятельных действиях. Иначе… что должно было быть иначе — я не хотел думать. Много крови, много смертей и непредсказуемый результат. Верно сказал полковник, я не всесилен. А бросить своих женщин и своих подчиненных я бы не смог — умер бы рядом с ними. «Русские своих на войне не бросают», — сказал один персонаж старого фильма.

Василиса слегка улыбалась, глядя на идущего к ней здоровенного парня, бицепсы которого рвали футболку. Я знал, что сейчас будет, и не завидовал парню. Если Василиса закончила трансформацию — она сейчас его порвет. Если не закончила и ей достанется на орехи — порву его я. За то, что навредил моей женщине. И будь что будет! А порву ли? Почему я так уверен? Он же настоящий боец, подготовленный, а я кто? Вася Кольцов? Парень с окраины? Почему-то был уверен, что я сильнее — в глубине души знал, что так и будет. Давно уже не задумываюсь — откуда чего всплывает в моей голове, где память грифона, а где моя. Может, неправильно? Надо попробовать разделить две сущности? Но это было бы все равно как разделить человека на две половинки. Будут эти половинки жить? Нет, конечно. Так и моя личность теперь неотделима от личности грифона. Я — грифон!