Сергей Лукьяненко - Дозоры: Ночной Дозор. Дневной Дозор. Сумеречный Дозор [сборник litres]

Вообще ничего не помню из прошлой жизни. Воспоминания начались там, в промозглом зимнем парке, за несколько секунд до нападения. А все, что раньше, – покрыто мраком. Точнее, даже не мраком, а странной серой пеленой, вязкой, тягучей и почти непроницаемой. Серым-серым клубящимся сумраком.

Ничего не понимаю.

Я со смесью растерянности и испуга оглядел купе. Купе как купе. Столик, четыре полки, коричневый пластик, бордовый дерматин. За окном проползают редкие ночные огоньки. На соседней полке – моя сумка…

Сумка!

Я сообразил, что понятия не имею, что́ в моей сумке. Вещи, должно быть. А по вещам можно многое понять. Или вспомнить. Зачем я еду в Москву, например. Я отчего-то был уверен, что вещи могут помочь пробудиться внезапно отказавшей памяти. Наверное, я об этом раньше читал или слышал от кого-нибудь.

Потом спохватился и полез под свитер, потому что сообразил: в левом нагрудном кармане – паспорт. Начнем с имени, а там, глядишь, действительно остальное вспомнится.

Со смешанными чувствами я взглянул на желтоватую страницу, оттененную прихотливыми завитушками. На фотографию. На то самое лицо, которое всегда – может, лет тридцать, а может, и первый день – я привык отождествлять с единственным и неповторимым «Я».

Лицо оставалось знакомым до мельчайшей черточки. От шрама на скуле до ранней проседи в волосах. Но Бог с ним, с лицом. Сейчас меня больше интересовало не это.

Имя.

Рогоза Виталий Сергеевич. Дата рождения – 28 сентября 1965 года.

Место рождения – город Николаев.

Перевернув страничку, я прочел все то же самое по-украински, заодно удостоверился, что пол у меня – мужской, а паспорт выдан организацией с на редкость громоздкой аббревиатурой – РО НГУ УМВД Украины. Страничка «Семейное положение» была девственно чиста. Я вздохнул – не то с облегчением, не то с разочарованием.

Дальше – извечное бремя и проклятие любого экс-совка: прописка. Город Николаев, улица Чайковского, 28, квартира 28.

Надо же, опять двадцать восемь, да еще два раза.

И тут ассоциации действительно начали срабатывать – я вспомнил, что этот дом стоит на углу Чайковского и Молодогвардейской и что рядом с ним находится двадцать восьмая школа (опять эта цифра!). Я вспомнил все отчетливо и ярко, вплоть до обугленного тополя под собственным окном – жертву химических экспериментов пацана, живущего этажом выше. Какой только дряни не выплескивал он из окна на многострадальное дерево! Вспомнил, как мы пьянствовали лет пять назад в соседнем доме, у Доцента; как кто-то тогда легкомысленно послал подальше соседку снизу, пожаловавшуюся на шум, а она оказалась армянкой, женой какого-то местного бонзы, как потом набежало этих армян черным-черно, как нам надавали по рожам и как мне пришлось выбираться из дальней комнаты через форточку, потому что окно не открывалось, и спускаться по водосточной трубе. Увидев, что один из горе-пьяниц исчез из блокированной квартиры, армяне кулаки попридержали и в конце концов с ними как-то удалось договориться. И еще я запомнил свое горькое удивление, когда звал на помощь местных дружков-знакомых, с которыми неоднократно пилось пиво в окрестных ларьках, и ни один со мной не пошел.

Я оторвался от неожиданно ярких воспоминаний.

Так, значит, прошлое у меня все-таки было? Или это лишь воспоминания, не имеющие под собой ничего?

Разберемся.

Из паспорта я почерпнул еще совершенно сейчас бесполезную информацию о том, что «право на бесплатную приватизацию жилья я реализовал в объеме (объем был не указан) при норме в 24,3 метра».

И все.

Задумчиво спрятал документ в карман – тот же, нагрудный, левый, – и пристально поглядел на сумку. Что поможешь мне вспомнить ты, черно-зеленая спутница с заморской надписью FUJI на выпуклом боку?

Авось да поможешь вспомнить хоть что-нибудь…

Тихо пропела расстегиваемая молния. Я откинул верхний лоскут и заглянул.

Сверху в полиэтиленовом пакетике лежали зубная щетка, тюбик «бленд-a-меда», пара дешевых одноразовых станочков для бритья и черный благоухающий флакон, видимо, с одеколоном.

На полку.

В следующем пакете обнаружился теплый шерстяной свитер явно ручной, а не машинной вязки. Тоже в сторону.

Пару минут я рылся в пакетах – чистое белье, футболки, носки, теплая клетчатая рубашка…

Ага, вот что-то отличное от одежды.

Мобильный телефон. Небольшая трубка в кожаном чехле с выдвигающейся антенной. Память отреагировала сразу же: «Приеду в Москву, надо купить карточку…»

Зарядное устройство тоже было на месте.

И, наконец, на самом дне, еще один пакет. С какими-то брикетами.

Заглянув внутрь, я оторопел. В обычном полиэтиленовом пакете с полустершимся и поэтому уже совершенно неузнаваемым рисунком в два слоя лежали упаковки денег. Американских долларов. Десять упаковок. Сотками. Это сто тысяч.

Рука сама потянулась к двери и повернула собачку замка.

Ё-моё, а это-то у меня откуда? И как я провезу такую уйму денег через границу? Впрочем, таможенникам можно сунуть по сотке в зубы – наверняка отстанут.

Эта находка практически ничего не пробудила в моей памяти, кроме разве что мысли о дороговизне московских гостиниц.

Все еще пребывая в некотором ступоре, я сложил вещи назад в сумку, застегнул ее и сунул под полку. И немного порадовался, что рядом с открытой бутылкой пива стоит еще одна, непочатая.

Новости явно стоило залить успокоительным.

Не знаю почему, но успокоительное почему-то подействовало на меня больше как снотворное. Я ожидал, что придется долго лежать под стук колес, жмуриться от внезапно накатывающего на несколько мгновений света и мучительно размышлять.

Ничего подобного. Даже не допив вторую бутылку пива, я свалился на полку – как был, одетым, поверх одеяла, и отключился.

Может быть, я слишком близко подобрался к чему-нибудь запретному в воспоминаниях?

Не знаю.

Проснулся я, когда в окно ломилось холодное зимнее солнце. Поезд стоял. Из коридора доносились скучные официальные голоса: «Здравствуйте, российская таможня. Оружие, наркотики, валюту везем?» Ответы были менее скучные и большей частью неразборчивые.

Потом в дверь постучали. Я потянулся и открыл.

Таможенник оказался дородным краснорожим мужиком с уже начинающими заплывать жиром глазками. Почему-то, обращаясь ко мне, он съехал с проторенной колеи и просто осведомился, без всякого официоза:

– Что везем? Сумку доставайте…

И цепко оглядел купе. Встал на лесенку, заглянул в багажку под потолком. И только потом сфокусировал взгляд на одиноко замершей посреди нижней полки сумке.

Я опустил полку и сел. По-прежнему молча.

– Откройте сумку, пожалуйста, – потребовал таможенник.

«Нюх у них, что ли?» – угрюмо подумал я, послушно расстегивая молнию.