Сергей Лукьяненко - Дозоры: Ночной Дозор. Дневной Дозор. Сумеречный Дозор [сборник litres]

– Бла-бла-бла… – пробормотал Гесер. – Не Россия, а Евразийский союз. Сытое социал-демократическое государство. Враждующее с Азиатским союзом во главе с Китаем и конфедерацией англоязычных стран во главе со Штатами. Пять-шесть локальных ядерных конфликтов в год… на территории стран третьего мира. Драка за ресурсы, гонка вооружений пострашнее нынешней…

Я был раздавлен и разбит. В пух и прах. Но еще пытался трепыхаться:

– Арина говорила… город на Луне…

– Да, верно, – кивнул Гесер. – Лунные города были бы. Вокруг баз с ядерными ракетами. Ты фантастику читаешь?

Пожав плечами, я покосился на книжку в мусорной корзине.

– То, что писали американские писатели в пятидесятых годах, – это и случилось бы, – пояснил Гесер. – Да, космические корабли на атомной тяге… военные. Понимаешь, Антон, у коммунизма в России было три пути. Первый – развиться в прекрасное, чудесное общество. Но это противно природе человека. Второй – выродиться и сгинуть. Так и случилось. Третий – превратиться в социал-демократию скандинавского типа и подмять под себя большую часть Европы и Северную Африку. Увы, среди последствий этого пути – разделение мира на три противостоящих блока, рано или поздно – глобальная война. Но еще до того люди узнали бы о нашем существовании, истребили или подчинили себе Иных. Прости, Антон, но я решил, что лунные города и сто сортов колбасы к восьмидесятому году того не стоят.

– Зато сейчас Америка…

– Сдалась тебе эта Америка, – поморщился Гесер. – Дождись две тысячи шестого года, тогда поговорим.

Я молчал. Даже не стал спрашивать, что там Гесер видел в грядущем, в уже недалеком две тысячи шестом…

– Твои душевные терзания мне понятны, – потянувшись за зажигалкой, сказал Гесер. – Не слишком цинично будет, если я сейчас закурю?

– Да хоть водку пейте, учитель, – огрызнулся я.

– Водку с утра не пью. – Гесер запыхтел, раскуривая сигару. – Твои терзания… твои… сомнения мне вполне понятны. Я тоже не считаю нынешнюю ситуацию правильной. Но что случится, если мы все впадем в меланхолию и устранимся от работы? Я тебе скажу что! Темные с удовольствием примут на себя роль пастухов человеческого стада! Они смущаться не будут. Они порадуются, что им повезло… Решай.

– Что решать?

– Ты же приехал с намерением подать в отставку! – повысил голос Гесер. – Ну так решай, в Дозоре ты или наши цели для тебя недостаточно светлы.

– При наличии черного цвета серый считается белым, – ответил я.

Гесер фыркнул. Чуть спокойнее спросил:

– Что там с Ариной, ушла?

– Ушла. Взяла Надюшку в заложники и требовала от нас со Светланой помощи.

На лице Гесера не дрогнул ни один мускул.

– У старой карги, Антон, свои принципы. Блефовать она может как угодно, но ребенка – не тронет. Поверь, я ее знаю.

– А если бы у нее нервы сдали? – вспоминая пережитый ужас, спросил я. – Плевать ей на Дозоры с Инквизицией в придачу! Она даже Завулона не боится.

– Завулона – может быть… – усмехнулся Гесер. – Я сообщил о ведьме в Инквизицию, но и с Ариной связался. Совершенно официально, кстати. Все запротоколировано. И насчет твоей семьи ведьма была предупреждена. Особо.

Вот это была новость.

Я смотрел в спокойное лицо Гесера и не знал, что еще сказать.

– У нас с Ариной долгие и уважительные отношения, – пояснил Гесер.

– Как так получается? – спросил я.

– Что именно? – удивился Гесер. – Уважительные отношения? Понимаешь ли…

– Каждый раз, когда я убеждаюсь, что вы гнусный интриган, вы за десять минут доказываете, что я не прав. Мы паразитируем на людях? Оказывается, это для их же блага. Страна в разрухе? Так могло быть и хуже. Моя дочь в опасности? Да нет, в безопасности, словно мальчик Саша Пушкин со старушкой-няней…

Взгляд Гесера смягчился.

– Антон, давным-давно я был тщедушным сопливым мальчишкой… – Он задумчиво смотрел сквозь меня. – Да. Тщедушным и сопливым. И, ругаясь со своими наставниками, чьи имена тебе ничего не скажут, я был уверен – они гнусные интриганы. А потом они убеждали меня в обратном. Прошли столетия, и у меня появились свои ученики…

Выпустив клуб дыма, он замолчал. Впрочем, к чему было продолжать?

Столетия? Ха! Тысячи лет – достаточный срок, чтобы научиться парировать любые выпады подчиненных. Да так, что те придут, кипя от возмущения, а уйдут преисполненные любви и уважения к шефу. Опыт – огромная сила. Пострашнее магической.

– Хотел бы я увидеть вас без маски, шеф, – сказал я.

Гесер благодушно улыбнулся.

– Скажите мне хотя бы, был ли ваш сын Иным? – спросил я. – Или вы его Иным сделали? Я все понимаю, нельзя раскрывать эту тайну, пусть все считают…

Кулак Гесера с грохотом обрушился на стол. А сам Гесер привстал, перегибаясь через стол.

– Ну сколько ты будешь мусолить эту тему? – рявкнул он. – Да, мы с Ольгой развели Инквизицию, получили право на реморализацию Тимура! Он должен был стать Темным, а меня это не устраивает! Понятно? Хочешь – иди докладывай Инквизиции! Только оставь этот бред!

На миг мне стало страшно. А Гесер вновь принялся вышагивать по кабинету, постоянно выскакивая из тапочек и энергично жестикулируя:

– Невозможно сделать человека Иным! Невозможно! Никак! Хочешь, скажу правду про твою жену и дочь? Ольга вмешалась в судьбу Светланы! Это к ней она применяла вторую половину Мела Судьбы! Но даже Мел Судьбы не был способен превратить твою нерожденную дочь в Иную, если бы она сама не родилась Иной! Мы лишь сделали ее еще сильнее, дали ей абсолютную Силу!

– Знаю, – кивнул я.

– Откуда? – поразился Гесер.

– Арина намекнула.

– Умна, – кивнул Гесер. И тут же вновь повысил голос: – Все! Теперь ты знаешь все, что относится к этой теме! Человек не может стать Иным. Используя самые могучие артефакты, можно, на начальных стадиях или совсем уж загодя, сделать его сильнее или слабее, склонить к Свету или Тьме… В очень небольших пределах, Антон! Если бы мальчик Егор не был изначально нейтрален – мы не стерли бы его инициацию Тьмой. Если бы твоя дочь не должна была родиться Великой Волшебницей, мы не сделали бы ее Величайшей! Чтобы наполнить сосуд Светом или Тьмой, он должен вначале быть, этот сосуд! От нас зависит, что будет налито, но сам сосуд мы сделать не способны! Мелочи, самые мелочи, которыми мы и вынуждены оперировать! А ты полагаешь, будто можно человека превращать в Иного!

– Борис Игнатьевич, – сам не зная почему, я назвал Гесера его русским именем, – извините, если я несу чушь. Но я не могу понять – как же вы раньше не нашли Тимура? Он ваш с Ольгой сын! И вы его не чувствовали? Пусть даже на расстоянии?

И вот тут Гесер неожиданно сник. На его лице появилась какая-то виноватость и растерянность одновременно.