Роман Пастырь - Повелитель разума

— Я бы рад помочь разобраться, но, боюсь, нахожусь в том же положении, что и ты. Вместе с способностями никто не выдаёт к ним инструкцию.

— Так значит, это всё же способности? Получается, ты супергерой?

— Скорее злодей. Героев пока не встречал. — криво улыбнулся я.

— Это же круто! — воскликнула Соня. — Только ты, надеюсь, не клишированный злодей, который два часа рассказывает герою о своём коварном плане и даёт ему возможность спастись в самый последний момент?

— Я тоже надеюсь, — против её улыбки нельзя было устоять. У меня возникло чувство, что за все испытания и страдания, на меня сегодня решила обрушиться компенсация. То завтрак с семьей, то приход Сони и её чистые, яркие эмоции.

— А насчёт героев, так ты сам сказал, что мало чего знаешь об этом. Быть может, ты просто не успел их встретить, — от девушки повеяло непоколебимой уверенностью и верой в то, что герои обязаны существовать. Для неё это было отчаянной попыткой серьезную ситуацию разбавить шуткой. — Но погоди… Если способности пробуждает какое-то экстремальное событие… То что случилось у тебя?

Соня и сама испугалась этого вопроса и отругала себя мысленно за то, что язык бежит впереди разума. Она подумала, что лезет в слишком личные дела. Задумалась, не перегибает ли палку и что такие вопросы — это уж слишком. При этом её жгло любопытство. Весь этот сумбур внутри заставлял её ёрзать на стуле, на который она присела до этого.

— Мама… Она…

Я замолчал, не в силах произнести вслух то, что моя мать покончила жизнь самоубийством. Перед этим… Нет, я даже думать об этом не готов.

— Не говори, — Соня порывисто встала со стула и обняла меня. — Прости меня за этот вопрос.

У неё в голове билась мысль о том, как наши судьбы похожи. С её матерью тоже что-то случилось. Но подробности я выделить не мог. Не в первый раз замечаю, что болезненные воспоминания люди подавляют.

Так странно… Если в нашей жизни у нас обоих были трагедии, почему способности пробудились только у меня?

Некоторое время мы стояли, прижавшись друг к другу. Прошло совсем немного времени, прежде чем неприятные ощущения отпустили меня. Соня по-прежнему обладала этим удивительным эффектом, успокаивая меня. Она действовала лучше всякого обезболивающего. Обмывала, как струи теплого дождя, смывала грязь с моего сердца и души.

Та темнота, что всплывала каждый раз, когда я вспоминал о маме, отошла на задний план. А через пару минут я вовсе перестал об этом думать, внезапно осознав, что прижимаю к себе девушку, которая мне нравится, при этом мы стоим у меня в комнате. Я ощутил, что Соня пылает огнём. Её ладони как-то сами собой залезли мне под футболку и коснулись спины. От её ладоней исходил жар.

Приятный жар. Обжигающий и дурманящий.

Наконец-то я смог распробовать запах её волос. Пахло осенью и свежестью.

Соня и сама перестала грузиться по поводу неловкости ситуации, вызванной её вопросом. Её мысли переключились совсем на другое. От чего меня бросило в ещё больший жар. Совсем недавно я рассуждал о минусах отношений, когда можешь читать мысли, но сейчас увидел ещё одну сторону, точнее, не увидел, а ощутил во второй раз в своей жизни.

Чувства Сони разжигали мои. Это была рекурсия, замкнутая на саму себя цепь. Она чувствовала, что что-то внутри меня изменилось. Что мне приятно её обнимать. Слышала, как я вдыхаю её запах. Всякие глупые мысли в её голове, вроде того, вкусно ли она пахнет, быстро улетучивались. Это было несколько дико — знать, что она тоже меня обнюхала. Мы как два зверя, изучали, каково находиться в объятиях друг друга.

В её голове мелькали и другие мысли, что всё это выдумка. Что в любой момент это может закончиться. Что это слишком опасная игра, в которую она не умеет играть.

В этом мы с ней были до боли похожи. Я тоже боялся довериться. Меня не пугала смертельная опасность. Когда мне угрожали оружием и хотели убить, это не вызывало страха. Я смотрел смерти в глаза, и мне было плевать. Я был готов бросить смерти вызов и, если потребуется, умереть. Но сейчас… Я обнимал девушку и ощущал все эти эмоции, оказавшись опасно обнажённым, уязвимым и ранимым перед ней.

А она была уязвима и обнажена передо мной.

Когда её мысли перескочили на то, каково со мной целоваться, меня словно током ударило. В этот момент я вспомнил, что мы ещё с ней не целовались. И что это было бы неплохо исправить.

Прямо сейчас.

Нужно всего лишь решиться. Посмотреть в глаза и поцеловать.

Когда сестра на первом этаже созрела для того, чтобы снова к нам постучаться по надуманному поводу, я подкинул ей мысль, что лучше дать нам время. Сделал это машинально, не желая испортить момент.

А потом… Я всё же нашёл в себе решимость сделать то, о чём только что подумал.

Карие глаза Сони показались расплавленным золотом, а черты лица совершенными. Будь у меня чуть больше времени подумать, я бы обязательно решил, что это какое-то внешнее воздействие. А будь я более романтичным, то подумал бы совсем другое. Но в тот момент я вообще не думал. Я смотрел в её глаза, она смотрела в мои.

Слова были не нужны.

Я наклонился и едва-едва коснулся её губ. Соня замерла, напряглась, как дикая кошка. Через два коротких мгновения резко расслабилась. Как будто сильный ветер подул на пламя костра, но не смог его затушить, вместо этого раздув огонь ещё сильнее.

Она подалась вперёд, и робкое прикосновение губ превратилось в поцелуй страсти.

Не знаю, сколько мы так провели времени. Если бы кто-то меня спросил, я бы никогда в жизни не смог ответить. В тот момент всё было неважно.

Никто не знает, чем бы закончилась то, что между нами происходило, если бы отец снизу не крикнул, что уезжает и что оставил деньги на пиццу.

Соня оторвалась от меня, тяжело дыша. Осознала, что находится в чужом доме у парня в спальне. Подумала о том, что отец её парня сейчас уезжает и что мы останемся одни. Испугалась и обрадовалась. Вспомнила про сестру и расстроилась. Дальше её мысли так ускорились, что я перестал их улавливать.

— Я… — проговорила она хриплым голосом и облизала губы.

После наших поцелуев они налились алым, спелым цветом. Отчего стали ещё соблазнительнее. Соня увидела, что я смотрю на её губы, и была готова продолжить целоваться. Но именно в этот момент отец решил подняться наверх, чтобы проверить, чем это мы тут занимаемся и почему я не отвечаю на его слова.

Я был немного пришибленный, чтобы в этот момент лезть ещё и к отцу в голову. Сейчас успокоить его было выше моих сил. Поэтому пришлось действовать по старинке.

— Спасибо, пап! — крикнул я, приоткрыв дверь, когда отец поднялся до половины лестницы

— У вас всё хорошо?