Варвара Еналь - Та, кто задает вопросы [litres]

И еще Матвей чувствовал ведьм. Нечеловеческая мрачная воля, полная ненависти, злобы и жажды поглощать, витала над лесом и городком, и ее было столько, что внутри проснулась ответная злоба. Матвей понял, что хочет убивать. Рвать, грызть, хватать. Жаждет крови, темной, густой, ведьминой крови, которая стекала бы с губ, капала на землю и впитывалась в черную почву.

Все эти желания и чувства охватили его с невероятной силой, и Матвей побежал. Через заросли кустов, через высокую траву, мимо деревьев и камней. Несся вперед, не замечая тяжести мехового плаща, и лишь смутное желание опуститься на четвереньки и припустить еще быстрее слегка тревожило сознание.

Пробегая мимо кладбища Невинно убиенных, Матвей ощутил запах мертвечины и колдовства. Тут недавно был бой, и земля еще не успела впитать в себя его следы. Злая воля подняла мертвых собак по всему городку, сбила их в стаю и натравила на людей. Но люди смогли справиться с колдовством, и теперь темные чары развеялись, а прах ушел в землю.

Прах к праху. Земля к земле. Тлен к тлену. Ненависть к ненависти.

Она может быть сильной, эта ненависть. Такой сильной и такой горячей, как ведьмацкая кровь, хлещущая из шейной артерии. Откуда Матвею это известно? Он словно обрел память предков, словно чувства и переживания прадеда Стефана вдруг перешли к нему, правнуку ведьмака, и теперь он гораздо лучше понимал этот мир.

Он понял, почему так сильно тянуло его к Мирославе. Девушка с таким знаковым именем заставляла думать и думать о ней, – ведь Стефан тоже когда-то был влюблен в Мирославу, пусть и другую. Она стала его судьбой. Несложившаяся любовь постоянно жила в душе Стефана, подогревая его злость, питая его силу, направляя его действия.

Несложившаяся любовь, неисполнившиеся желания двигали теперь и Матвеем. Ему тоже не суждено обладать своей Мирославой, но она, по крайней мере, останется жива. Его Мирослава будет жить.

Автостоянка располагалась на вершине небольшого холма. За холмом возвышался лес, а сбоку проходила городская дорога, по которой проносились маршрутки. Длинное шоссе с яркими фонарями и снующими даже ночью машинами.

Чем ближе был громадный железный забор, тем сильнее ощущалось присутствие чужой, страшной силы, которая проистекала, казалось, из глубокой бездны. Впрочем, страха Матвей не ощущал, лишь жажду крови, которая становилась все сильнее. Он бежал и бежал и никакой усталости, никакой одышки не ощущал, словно у него были не обычные человеческие легкие, а невероятно мощные мехи, качающие воздух без устали.

Раскрытые ворота. Отрубленная голова Дмитрия Луши. Распоротое брюхо Ореста Луши. А вот и их старший брат Станислав, скрестивший свой меч с Марьяном. Марьян победит, Матвей это понял сразу, не останавливаясь. Вивчар хорошо умеет убивать, и, кроме того, силу ему придает Желанная. В книге уже записана его победа, уже закреплена темными буквами на желтой бумаге.

На старой желтой бумаге, которая никогда не истлевает и никогда не становится белой. Да, от книги так просто не избавиться, она цепко держит в своей власти. Это старая история семьи Вивчаров, но сейчас нет времени вникать. Запах ведьм такой сильный, такой лакомый, что невозможно сдержаться.

«Надень капюшон, мальчик! Надень капюшон!»

Слова гудели в ушах, как колокол, но, превозмогая желание убивать, животную ненависть и сверхъестественную силу, Матвей пытался удержаться, чтобы не утратить в ворохе ощущений самого себя.

Это оказалось нелегко. Очень нелегко ненавидеть всей душой и остаться человеком.

И тут он услышал слова молитвы. Тихие, еле уловимые, они доносились из раскрытых дверей железного ангара. Это Мирослава произносила «Отче наш».

И Матвей вдруг понял, за что ухватиться, – он не мстит за себя, не удовлетворяет собственную жажду крови, потому что он не убийца. Он – орудие, творящее справедливость. Он – орудие, позволяющее удержать этот мир от падения в бездну.

– «Хлеб наш насущный дай нам на сей день…» – продолжил он молитву и произнес ее до конца.

И только после этого надел капюшон.

Мир дрогнул, и хлопец Матвей исчез, уступив место огромному медведю.

Чугайстер выполнял свою работу.

Медведь оказался настолько громадным, что выломал ворота ангара, – была открыта лишь одна створка. Ворвался внутрь – лохматый вихрь, рычащее чудовище, порождение тьмы.

Снежанка завизжала так, что чуть не лопнули барабанные перепонки.

Ведьма тоже зарычала – низкий, утробный звук, заставивший вздрогнуть и попятиться. Ведьма зарычала и поднялась над землей. Невероятно длинные черные волосы развевались за ее спиной, точно шлейф. Глаза сверкали, руки со скрюченными пальцами и острыми локтями совершали странные, непонятные движения. Они изгибались так, словно не имели костей, пальцы гнулись в разные стороны, и ногти сияли желтым, бледным светом. С потолка вдруг посыпался пепел, запахло тухлятиной. Едва хлопья пепла достигали бетонного пола, как превращались в паучков на длинных лапках.

Паучки кинулись на медведя, увеличиваясь в размерах, разрастаясь на глазах, становясь здоровенными тварями. Их темные глазюки слегка поблескивали, а лапы шевелились так быстро, что их невозможно было рассмотреть.

Снежанка охрипла от визга.

– Лезь на шины, дура, – зло велела ей я и с силой подтолкнула сестру. – Давай повыше.

Внезапная мысль осенила меня, словно молния, блеснувшая во тьме. В моих карманах все еще лежала кладбищенская земля. Я подняла повыше меч, достала небольшую горсть земли и кинула в ближайшего паука. Тот задымился, зашипел и мгновенно пропал. То же самое колдовство, что и с собаками. Земли было мало, на всю эту братию не хватило бы, но хоть какая-то помощь. И я вывернула собственные карманы, швыряя в тварей землей с могилы Розы и ее дочери. Видя это, ведьма зашипела, шипение перешло в высокий визг, от которого плавились мозги.

Медведю, впрочем, ее вопли не мешали. Он пожирал тех пауков, на которых не попала кладбищенская земля, клацая челюстями, и неуклонно приближался к ведьме. Пауки замедлили его, конечно, но ненадолго. Он не испугался и странного желтого огня, который ведьма швырнула в него с высоты, планируя под потолком, словно злобная фурия. У противоположной стены ангара, за шинами пылал высокий костер, пахло паленой плотью.

– Я сожру твою Мирославу! – визжала ведьма. – Я уже один раз убила ее! Убью и другой раз! И третий! И четвертый! Всегда буду убивать твою Мирославу, Стефан! – орала ведьма.

И тут медведь прыгнул. Метнулся вверх, вытянув огромное мохнатое тело, цапнул ведьму и скинул ее на землю, а затем принялся пожирать, словно она была обычной добычей, куском мяса, предназначенным для утоления голода.