Ольга Гусейнова - Оборотни клана Морруа [litres]

– Прости, но ты не в том состоянии сейчас, чтобы сидеть на холодном полу голой… – слово «попой» или что-то в этом духе он говорить не стал.

Стоило огромному веру убрать руки, я содрогнулась от облегчения. Не переношу прикосновений, никаких. Мой «собеседник» продолжал удивлять: устроив меня с удобствами в выбранном мной углу, сел рядышком. Его здоровенные голые ступни почти касаются моих, расставленные в стороны ноги – будто ловушка, а руки ладонями вверх – как предложение о перемирии или искренности.

Меня тихонечко трясло от него: сидит слишком близко, слишком опасно и все в нем слишком. Даже запах, густеющий, пряный, кружащий голову, невольно зовущий мою притихшую от страха волчицу высунуться из логова, пусть даже на полусогнутых лапах, поджав хвост и дрожа, словно битая дворовая шавка. Я уперлась взглядом в широкую мужскую грудь, поднять голову выше – значит оголить шею, а это смертельно опасно, как бы любопытно мне ни было.

Краем глаза заметила, как нервно дернулся кадык на сильной шее Жака, перед тем как он пообещал:

– Я никогда не ударю… не сделаю тебе больно и никому другому не позволю. Пока ты не веришь, но я терпеливый и готов долго и упорно это повторять и доказывать. Было бы замечательно, если бы ты сама рассказала что-нибудь о себе…

Я молчала, сжавшись в напряженный до предела комок. Оба моих прежних хозяина не интересовались моими желаниями, мнением или душевными потребностями, каждый только требовал и уничтожал по-своему. Только дон Саллес рвал душу, заставляя отправлять других на смерть за ложь, а мессир де Лавернье разрушал мою личность. Рвал в клочья, превращая меня в дрожащую забитую зверюшку. Теперь у меня третий хозяин… и угадать, каким будет он, невозможно.

Ответа от меня Жак не дождался, продолжил говорить сам:

– Пока ты спала, мы выяснили у оставшихся в живых старожилов некоторые подробности. Ты из небольшой стаи, что была уничтожена предыдущим хозяином тех земель, мстившим за гибель своей семьи. Но до них дошли слухи, что потом нашли настоящих убийц. Тебя еще маленькой девочкой заставили служить дону Саллесу – убийце твоей семьи. Все верно?

Я едва заметно кивнула, по-прежнему не поднимая глаз и глядя, как двигается кадык на шее Жака. Дальше его голос стал более низким, чуть рокочущим от гнева. Он злится на меня?

– Затем земли и поместье достались де Лавернье. Люди сказали, что он поджег дом Саллеса вместе с тобой, но в последний момент ты выпрыгнула из окна. Все верно?

Я опять кивнула, а внутренности уже свело от кошмарной неизвестности: зачем он обо всем этом говорит? И главное, что со мной сделает?

– Я никогда не видел пару Фабиуса, но жители говорили, что он буквально помешался на тебе, утверждая, что ты копия его избранной. Что ты – Кассандра де Лавернье…

Ужас накатил удушливой мутной волной. Я сжалась и, прикрывшись руками, скулила и хрипела, мотая головой:

– Я не Кэсс, я не Кэсс…

– Тш-ш-ш… – взволнованно зашептал Жак, мягко касаясь моей макушки.

Несколько минут мы сидели молча: я – ожидая, что его рука ударит, а он – гладил и гладил меня по голове зачем-то. Удивительно, но спустя какое-то время я все же успокоилась и совершенно неожиданно начала наслаждаться этой простой лаской.

Еще более неожиданно Жак хрипло попросил:

– Скажи мне, как тебя зовут, твое полное имя? – Я потрясенно молчала – впервые услышала, чтобы настолько сильный вер просил, а он доброжелательно предложил, изумив еще больше: – Давай попробуем начать новую жизнь с того, что ты вернешь себе имя, которое принадлежит с рождения?

Через вбитый обеими хозяевами страх просочилась жажда жизни. Я прошептала:

– Мариза Сарраш.

Большая мужская ладонь монотонно гладила мою голову, будто дикого зверя успокаивала. Приручала.

– Мариза, как звали вожака твоей погибшей стаи? Сколько ему было?

– Амадео Сарраш. Триста двадцать лет.

– Умничка моя, возможно, со временем мы узнаем историю твоей стаи. Может, кто-то из родных остался жив, мы найдем их. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива.

Я вскинула голову, настолько ошарашена была его обещанием. Неужели он и правда поможет, найдет кого-то из родственников? Пусть совсем дальних, но как заманчиво вернуть ощущение семьи, причастности к чему-то светлому, родному и счастливому.

Черные глаза смотрели на меня с удивительной нежностью и теплом – невероятно, ведь эти самые глаза похожи на черные бездны, и сам вер выглядит пугающим! Слишком силен в нем зверь, вон, смотрит на меня человеческими глазами, следит. Но внутри у меня уже что-то дрогнуло, недоверчивое и, наверное, глупое: как можно поверить, что кто-то сделает для меня настолько чудесное?

– Сколько тебе лет, Мариза? – очередной вопрос, заданный приглушенным голосом, но как же приятно слышать свое имя из уст этого вера.

– Сорок исполнилось, – шепнула я.

– И двадцать восемь из них, по словам… старожилов, ты провела в плену? – вер немного склонил голову набок и отвел к стеклянной стене взгляд, мне на миг показалось, что он полыхнул чем-то страшным, черным, яростным.

Я снова напряженно кивнула, а Жак, не повернув ко мне лицо, дернул плечом, следом по его щеке прошла судорога и словно меховая дорожка пробежала – похоже, борется со своим зверем за право быть главным. С минуту у него ушло на борьбу и восстановление спокойствия, дальше он продолжил «приручать» меня, точнее, размеренно поглаживать мою лохматую макушку.

– Я напомню, меня зовут Жак Фонтьен Морруа. Земли моего клана расположены во Франции. – Заметив, как испуганно распахнулись мои глаза при слове «Морруа», он чуть нахмурился, прежде чем продолжил. – Похоже, ты слышала про нас от Лавернье?

Я кивнула, скорее инстинктивно, но для Жака это движение послужило сигналом к продолжению «разговора»:

– Я правая рука главы клана Тьерри Морруа, который к тому же возглавляет Европейский совет. Война Морруа и Лавернье началась больше тысячи лет назад. Отец Тьерри возглавлял тогда совет, а Фабиус и его пара Кассандра решили занять это место хитростью. Они убили родителей Тьерри, а его самого, тогда еще двенадцатилетнего мальчишку, пытали, но ему удалось сбежать. Позже он отомстил: убил Кассандру, сжег ее на костре, как она сама сожгла его мать. Но Фабиус скрылся. С тех пор, вот уже целую эпоху длиной в тысячу лет, Морруа охотятся на Лавернье.

Я с непреодолимым и крайне рискованным любопытством рассматривала своего невероятного собеседника и гадала: сколько же ему лет? Показалось, что Жак прочитал мои мысли, потому что мягко улыбнулся и спросил:

– Полагаю, тебе интересно, сколько мне лет? Восемьсот сорок три. Я в два раза младше Лавернье и на треть – Тьерри, но поверь, по силе лишь немногим уступаю своему главе. И ни в чем – этому безумцу Фабиусу! Поэтому прошу: не бойся меня и попробуй поверить, что я никому не дам тебя в обиду. Никому не позволю даже прикоснуться, не то чтобы причинить боль. Ты – моя пара. Только представь, как долго я ждал тебя… как долго искал по миру…