Оксана Токарева - Царевна-лягушка для герпетолога

— Ну что встал пнем? — погрозил он Леве узловатым пальцем. — Так и будешь гостей дорогих на пороге держать, меня, старика, томить? Али внутрь пригласишь? Сам знаешь, мне воздух вашего мира в тягость, и голод запах человечины будит.

Говорил он густым басом, совсем не сочетавшимся с его высохшей, сморщенной скрюченной фигуркой. При этом слова, которые он произносил, не всегда совпадали с артикуляцией беззубого, глубоко запавшего рта, подозрительно напоминавшего недавнюю трещину. Да и двигался он словно марионетка, которую кто-то дергает за ниточки.

— Ну что, братцы, готовы? — пытливо оглядел нас с Иваном стушевавшийся Левушка. — Смотрите не пожалейте.

Мы с Иваном лишь молча кивнули, вслед за ним и стариком поднимаясь по крутым склизким ступенькам, а дед Овтай по-прежнему сварливо прокомментировал:

— Он еще спрашивает, готовы ли они. А сам-то ты готов? Говорил я тебе, нечего связываться с Тумаевым внуком, как там его, Октаваем. Он и свою дочь не уберег, и вашу Василису толком не вытащил. Это кто ж так делает: вывести девку, а шкурку лягушачью оставить. Совсем они в этих Амазонских болотах волхвовать разучились. Да оно и понятно. Тумай-то, у меня не доучившись, как от советской власти на край света убег, так, небось, всю дедову науку и растерял, и детям ничего толком не передал. А тамошние колдуны знаниями с чужеземным зятьком делиться не захотели.

Услышав про деда индейского шамана, ходившего еще до революции у старого Овтая в учениках, я подумала, что ослышалась. Потом вспомнила, что в деревнях рассказывали про могущественного волхва, жившего в конце позапрошлого века и из-за революции так и не сумевшего свое ведовство никому передать. Похоронили его на месте древнего лесного кладбища по старинному обряду, не оскверняя прахом и тленом ни землю, ни воду, ни огонь, ни воздух. Однако, как говорили, покоя до конца он не обрел, пытаясь среди забывших древнюю мудрость потомков отыскать преемника.

Вот только какое отношение к этой истории имел наш Левушка? С другой стороны, тот ведун, сказывали, приручал духов и изгонял хвори при помощи тростниковой флейты нюди. А в коллекции Левушки этот инструмент занимал почетное место, вызывая раздражение тети Веры, утверждавшей, что именно мокшанская дудка сгубила ее мужа.

Хотя из избушки тянуло сырым холодом и уже знакомым тяжелым запахом перегноя и тлена, ни я, ни Иван на пороге не задержались. Когда глаза немного привыкли, оказалось, что внутри не так уж темно и даже не сыро. Да и запах почти исчез, оставшись легким привкусом, как бывает в домах, где в погребе стоит вода. Почерневший, но еще не прогнивший пол и широкие лавки вдоль стен устилали аккуратные домотканые половички и овечьи шкуры, на полках и на беленой русской печи размещались глиняная посуда и различная старинная утварь, которую нынче можно встретить лишь в музеях. А изрядных размеров столешница словно дожидалась скатерти-самобранки.

— Ну что же ты, внучек, не требуешь, чтобы я вас, как положено, накормил, напоил, в баньке выпарил? — суетился дед Овтай, который в избе тоже как-то приосанился и даже сделался выше ростом.

При этом его долгополое одеяние стало белее, чище и даже, кажется, новее. Или это мы, миновав границу, начали все воспринимать иначе.

— Али все еще сумлеваешься, по плечу ли твоим друзьям дорога иного мира?

— Да что мне сомневаться, — сдержанно отозвался Левушка. — Мои друзья — ребята надежные. Трудностей не боятся.

— А вот это мы сейчас посмотрим, — обрадовался дед Овтай. — На баньку дров надо наколоть, воды наносить, в избе прибраться. Заодно поглядим, как твоя девка проворна у печи. Порты мужские надеть — дело нехитрое, а вот с ухватом моим управиться — тут особое разумение надобно. Да и друг твой тоже хорош. Он бы у себя на горбу еще дом притащил. Вот ведь тогда вы дел с ним натворили! Сами не заметили, а оно вона, когда пришлось расхлебывать.

Про какие дела толковал сварливый колдун, я спрашивать не стала, по поводу отсутствия скатерти-самобранки тоже почти не расстроилась. То ли еще время не пришло, то ли она, как и ковер-самолет, просто досужий вымысел.

— Изволь, дедушка, — поясно поклонилась я старому ворчуну, подхватывая два ведра и выбегая на улицу.

Интересно, а есть ли тут колодец? Или придется воду из речки носить? Впрочем, я почти не удивилась, когда, выйдя из той же двери наружу, вместо сумрачного леса увидела окруженный частоколом широкий двор, в глубине которого стояла покосившаяся банька, а на другой стороне примостился колодец. Над верхушками отступивших от избы метров на сто корабельных сосен занимался закат, а на бревнах частокола что-то белело, и я была не уверена, что это старые горшки или тыквы.

Баба Фрося для какого-то очередного выступления научила меня воду коромыслом носить, и тренировалась я не только с пустой бадьей. Поэтому, когда я вплыла в горницу, мерно покачивая бедрами, чтобы под ноги не плескало, дед Овтай одобрительно кивнул, поглаживая долгую бороду:

— Малость откормить да в рубаху с поневой обрядить — совсем выйдет павой.

— Да есть у нее понева, и рубаха покосная имеется, — не выдержав, встал на мою защиту Левушка. — Просто через лес в штанах удобнее. И никакие это не мужские порты. Наши мещерские да мокшанские бабы исстари тоже порты под рубахой носили.

— Смотри как разошелся, — усмехнулся в усы дед Овтай. — Сам вижу, что хороша, а ты такую девку чуть не упустил. Я бы ее не то что в невестки взял, дудочку-нуделку свою вместо тебя, белобрысого, отдал. Только зачем ей дудочка, когда она крылья за спиной чувствует даже в вашем каменном мешке? Это ты, бескрылый, все бредни своей матери слушал, будто я ее мужа сгубил. Она бы, вместо того чтобы мазней заниматься да оклады от патины отчищать, за вами, неслухами, лучше смотрела. Ее муж десять лет потратил, чтобы выползня проклятого пленить, а из-за вашего озорства этот гад не только вырвался, но и силу какую обрел! Да и ты тоже хорош! Имел бы сейчас духов-помощников, не пришлось бы за реку Смородину непосвященных тащить.

Хотя мне не терпелось узнать, в чем таком когда-то провинились Лева и мой брат, я молчала, наводя в горнице порядок, пока Иван и Лева кололи дрова и разводили огонь в печи. Благо метла, совок и ветошь отыскались на привычных местах, а запыленные миски и горшки, словно в сказке про Федору, так и просились мне в руки.

Когда дед Овтай вслед за Левой вышел во двор поглядеть, как там его помощники управились с баней, ко мне подошел Иван. Посмотрел, как трещат в топке хорошо просушенные сосновые поленья, а потом осторожным шепотком спросил:

— Я правильно понял, что этот старый шаман умер лет сто назад? И мы сейчас в его домовине хозяйничаем и через нее хотим, как попаданцы, на тот свет пройти?