Оксана Токарева - Царевна-лягушка для герпетолога

— Противостояние по поводу строительства мусоросжигательного завода никто не отменял, — напомнил другу Левушка. — Да и виды на тайгу тоже.

Он хотел что-то еще пояснить, но в это время лес раздвинулся, и мы, едва не навернувшись с обрыва, очутились на берегу Молочной реки.

Ощущение тепла мне не показалось. Над бескрайней белой поверхностью клубился густой пар, и желтоватая субстанция, заполнявшая русло, пенилась и бурлила, кое-где покрываясь тотчас же лопавшейся морщинистой пенкой. Хотя невероятное зрелище отдаленно напоминало Долину Гейзеров, густой молочный запах явственно нам намекал на то, чтобы мы не пытались в Тридевятом царстве искать привычных природных явлений.

— Там что, кипяток? — непроизвольно приникла я к Левушкиному плечу, проверяя свои ощущения и прикидывая, как мы эту преграду станем форсировать.

— Так как иначе кисель приготовить? — в обычной шутливо-снисходительной манере пояснил Лель, ласково ткнувшись носом в мою макушку. — Чуть ниже по течению, где брод, немного прохладнее. Там и переходить станем. Главное — держаться друг друга и в киселе не увязнуть.

— Можно подумать, ты тут уже ходил, — недоверчиво хмыкнул Иван, пробираясь вслед за нами по бровке заросшего густым малинником обрыва.

— И не один раз, — без тени улыбки пояснил Левушка, доставая нож и присматривая среди молодого березняка деревце, подходящее, чтобы сделать жердь. — Когда весь прошлый год Василису разыскивал, пока не понял, что в Слави ее искать бесполезно. Тогда дед присоветовал к внуку своего несостоявшегося ученика обратиться.

Мы с Иваном виновато переглянулись. Как мы могли опустить руки, поверить, что Василису уже не найти? И почему Лева все это время нам ничего не говорил?

— Вы бы все равно ничем не смогли мне помочь, — словно почувствовав наши взгляды, повернулся он. — Видать, еще время не пришло.

Сейчас минули зароки и пропели все петухи. Мы с Иваном тоже выбрали себе по жерди, разделись до рубах и, надежно упаковав нашу одежду, вслед за Левой спустились с горки, приблизившись к кромке, где вместо тины плескалась снесенная течением свернутая в трубочку пенка. Подойдя к самому краю, Левушка наклонился, попробовал жердью дно, поводил над поверхностью рукой, невольно вызывая в памяти образ Конька-горбунка из сказки в его театральном варианте, потом удовлетворенно кивнул, приглашая следовать за ним.

Не скажу, что мне часто приходилось переходить вброд реки и даже ручьи. На даче и в ее окрестностях Ваня с Левой и то норовили перенести меня на руках, не говоря уже о Никите. Но тут такой вариант, видимо, не подходил. Да я и не собиралась напрашиваться в захребетники. Поначалу я почувствовала жар, как при резком погружении в горячую ванну. Потом тело постепенно привыкло, разве что ноги начали увязать. Противоположный берег до самого горизонта оплывал чем-то студенистым, похожим то ли на желе, то ли на суфле, и эта же вязкая масса устилала дно, так что ноги увязали аж до середины икры, и приходилось следить, чтобы не потерять обувь, шестами прощупывая дно.

— Это что за ил такой странный? — недоумевал Иван, ловко орудуя шестом и высоко поднимая ноги, точно журавль. — И на противоположном берегу не пойму, что. То ли песок, то ли известняк.

— Да кисель это все, — отозвался Левушка, который шел впереди, проверяя дорогу и не забывая страховать меня, хотя я в целом справлялась. — Такой в старину варили и резали ножом наподобие пудинга. А если хотели пожиже, молоком разбавляли.

От поверхности реки и в особенности от противоположного берега и в самом деле исходил сладкий, зовущий аромат, с нотками меда и малины. А когда, попав в молочный омут, я все-таки не удержалась на ногах, бултыхнулась и хлебнула, вкус оказался просто восхитительным. Здешний кисель напоминал наши с мамой любимые торты-суфле или малиновую панакоту непередаваемой нежности, без излишней приторности и привкуса крахмала или пальмового масла. И чего эта глупая девочка-привередница из сказки «Гуси-лебеди» тут воротила нос? Лично мне захотелось сделать еще один глоток, а потом опуститься на дно, где помельче, лениво потягивать молоко, заедая киселем, и ни о чем не думать.

Хорошо, что в этот момент Левушка, придя ко мне на помощь, поймал меня за косу и достаточно резко рванул вверх. Я заполошно вскочила на ноги и, вспоминая предостережение деда Овтая, в испуге поспешила выплюнуть то, что еще оставалось во рту.

— Один глоток — не страшно, — успокоил меня Левушка, помогая выбраться из ямы, в которую я угодила, на относительно ровный и мелкий участок брода, откуда оставался всего десяток шагов до противоположного берега. — Зато теперь знаешь, ради какого киселя и семь верст отмахать не жалко.

Бултыхаясь со мной, он совсем упустил из виду Ивана, а тот не только нас обогнал, но и почти выбрался на топкий берег. Но вместо того, чтобы двигаться дальше, с блаженным рассеянным выражением полными жменями черпал густой, наваристый кисель. Взгляд его блуждал, а губы сложились для поцелуя. Похоже, в своих грезах он уже держал в объятьях потерянную любимую.

— Василиса, — мечтательно шептал бедный Иван.

— Вот именно, — подлетел к нему Левушка, со всего маха залепив оплеуху.

Когда и это не подействовало, Лель просто вырубил друга точным аккуратным прикосновением к сонной артерии и, взвалив его на закорки, потащил прочь от этого гиблого места. Мне оставалось только подхватить рюкзак с палаткой и, увязая в киселе, поспешать за ними.

— И какой от меня толк как от спасателя, когда я первое же пустяшное испытание так бездарно завалил? — в порыве самоуничижения посыпал голову пеплом бедный Иван, пока мы с Левой, кое-как приведя в чувство, отпаивали его ключевой водой.

— Не такое уж и пустяшное, — тяжело переводя дух, утешал друга Левушка. — Эта река тут течет с начала времен, и мало кому из смертных при жизни удалось ее преодолеть. Я тоже виноват, — добавил он, подыскивая удобное место для лагеря и споро вбивая в землю колышки, чтобы поставить палатку. — Говорил дед сделать на том берегу привал. Лепешками с малиной перекусить или даже каши наварить, а я его не послушал. А на голодный желудок искушение побороть куда труднее.

— Скажи спасибо, что все обошлось, и ты, Вань, не успел много нахлебаться! — зябко поежилась я в промокшей рубахе под порывом налетевшего откуда-то с противоположной от реки стороны свежего ветра. — Мы уж вообще испугались, что придется теперь тебя из ложечки кормить или о том, кто ты есть и куда движешься, напоминать.

— Да какой там кормить?! — возмутился Иван.

Несмотря на бледность и явную слабость, он уже принялся помогать Леве, пока я осматривала сумки с вещами и доставала сухое, чтобы переодеться.