Шимун Врочек - Зомби в Якутске

Пташечка, выпавшая из золотого гнезда, испуганно выпорхнувшая из серебряного чертога, случайно налетела-набрела на выбор роковой, тяжкий жребий достойный не всякого удальца Нижних миров, через одного — удальцам Верхних миров, и никому из Срединного мира!

Люди испуганно перешептывались. Двое казаков стояли у дверей, не зная, что делать.

Вдруг перед Ильей завертелся мир, сделалось душно и гадко, и он медленно повалился на земляной пол.

Очнулся Илья уже на свежем воздухе. Вокруг было много людей, и казаки, и инородцы. Все что-то говорили.

— Ну, Илья, вот и очухался, — заметив, что он открыл глаза, сказал атаман.

Илья непонимающе водил глазами, все еще не отойдя от шока.

— Сомлел ты там, — протягивая руку, объясним атаман.

Схватив руку атамана, Илья поднялся. В груди жгло, будто каленым железом припечатали. Расстегнув кафтан, Илья задрал рубаху, как внезапно, за плечо схватил Октавий — писец приданный отряду, для записи собранного ясака.

— Погодь, служивый. Вестимо, не знаешь ты, что под рубахой твоей крест святой светится.

Савва оглянулся на них.

— И вправду! Крест кажись не простой у Ильи. А ну сказывай, откуда такое чудо у тебя?

— Да бабка перед смертью мне его в руку положила, дескать, крест из дерева, на котором Иуда повесился, от козней нечистой силы оберег…

— Скажешь тоже, — усмехнулся Октавий, — Таких крестов в Москве — на каждом углу за копейку десяток продают.

— Погодь, те кресты из дерева на котором, будто бы, распяли Спасителя, — задумчиво рассматривая грудь Ильи, сказал Савва, — Только многовато их, ковчег впору строить…

Но тут их прервал конский топот. Прямо на них скакал казак, старавшийся удержать изо всех сил взмыленного коня.

— Ба, да это же из дозора! — воскликнул Савва.

— Атаман! Беда! — запрокидывая коню голову и поднимая его на дыбы, закричал казак.

— Что случилось?

— Никак князь возвращается! — слышалось от собравшихся вокруг инородцы.

Казак лихо спрыгнул с седла.

— Захар вернулся, Петруху привез!

Савву охватило дурное предчувствие.

— Видать…

— Атаман, Захар с ума сошел, что-то бормочет, как дите малое, а Петруха уже кончился! — перебил Савву казак.

— Где они?

— В ближнюю избу их отвели.

— Веди нас туда, — выкинув из головы странный случай с крестом, прохрипел Савва.

Маленькое помещение еле вмещало в себя так много народу, кажется, вся дружина собралась здесь. Войдя, Савва шепнул Илье, — Узнай, кто в карауле.

— Хорошо, атаман, — сказал Илья и, потянув за локоть кого-то из казаков, вышел с ним наружу.

Посередине, прямо на полу лежали два тела.

Оказывается, Захар тоже кончился, не дождавшись прихода атамана.

— Слышь, Савва, кажись, хто-то жив, — потянул за рукав седой бородач в мохнатой шапке.

Действительно, Петруха едва заметно шевелил рукой. Кто-то удивленно цокнул.

— Э, однако, — только и промолвил Савва.

Многое видали казаки, но такого — нет.

Шевеления тем временем, становились все настойчивее, теперь к противоестественному движению присоединилось и тело Захара.

Все отшатнулись.

Рядом с телами остался только Савва и Октавий.

— Атаман, он уже был холодным! — сдавленно выкрикнули из толпы.

Октавий обернулся.

В этот момент Савва заметил, что Петруха открыл глаза.

Что-то странное привлекло внимание атамана, что-то неправильное.

С неуловимой глазу быстротой, Петруха сел на корточки, огляделся.

Стоящие вкруг, оцепенело, наблюдали за ним.

Октавий подошел к сидящему Петрухе и наклонился к нему, говоря, — Такое бывает, ещё Агриппа упомянул в своем труде, о странных свойствах холода, а сейчас мы все…

Мгновенно вскинулись руки Петрухи, хватая Октавия за шею.

Рраз! Хрустнули позвонки.

Два! Тело Октавия полетело в толпу.

Три…

Но к этому моменту, опомнившийся атаман, молниеносным движением вытянув из ножен саблю, полоснул по тянущейся к нему руке нежити.

С легкостью, за которой угадываются многочасовые занятия рубкой, лезвие прорубило плоть мертвеца до кости.

Нисколько не смутясь подобным поворотом событий, тело вскинуло вторую руку, и на этот раз схватило Савву за голову.

С утробным воем подскочил к гулю седой бородач в мохнатой шапке, поднимая боевой топор.

Но навстречу ему взлетело тело Захара, с жутким хрипом вцепляясь зубами в горло бородачу.

Отбросив Савву с раздавленной как орех головой, гуль врезался в толпу, калеча и убивая остолбеневших от ужаса казаков.

Выехав из лесу, Степан первым делом обратил внимание на отсутствие конного дозора, который должен был стоять на противоположном, от острожка, берегу речушки.

— Совсем распоясались черти! — досадливо бросил он.

— Ныне молодежь совсем страх потеряла. Небось, сидят сейчас в тепле, девок щупают, да кумыс крепленый пьют, — встрял Дормидонт.

Митрофан вдруг придержал коня.

— Степан, что-то тихо вокруг, — настороженно озираясь, сказал он.

— Да, предчувствие какое-то нехорошее у меня, — поддакнул Ефим.

— Ефим, бери Егорку, и езжай вперед, — отрывисто приказал Степан.

— Домидонт, заряжай мушкет, что-то не нравится мне, что дозора нет, — добавил он.

Скинув кажущуюся расхлябанность, отряд, подобрался, как зверь к прыжку, готовясь к бою.

Причмокивая и хлопая от удовольствия себя по коленям, сидя на покрытых медвежьими шкурами нарах, князь Бахсыгыр вспоминал удивленные лица князя Мадьыгы Теренека и его дружины, когда поев — насытившись у пиршественного стола, они обнаружили, что окружены воинами Бахсыгыра.

И как потом кричал Мадьыны, дескать, подло поступил Бахсыгыр, исподтишка-обманом заманив его в ловушку.

Закончив веселиться, Бахсыгыр подумал, что не пристало соболю жаловаться на судьбу, попав в капкан охотника.

Обрадовавшись удачному сравнению, Бахсыгыр велел позвать сказителя, чтобы тот вплел его в олонхо княжеского рода.

И забыл думать об этом.

Через заснеженный лес, оскальзываясь и спотыкаясь, будто наощупь, брела человеческая фигура, прижимая к груди крест, который, казалось, светится, и тем сильнее был его свет, когда от порыва ветра склонялись ветви деревьев, создавая причудливую игру теней.

Октябрь разлился по Якутску, лужи укрылись льдом, словно одеялом, пешеходы проклинали водителей, водители проклинали осень. А осень смеялась, брызгалась грязью и дышала холодом.

Я шел домой, маленький теплый кусочек мяса, нагой и беззащитный, перепрыгивая через лужи-океаны, сходя с ума от визга автомобилей и отшатываясь от улусных варваров.

Не спавший двое суток, вконец осатаневший, я держался на кофе и хэше.